Вечерняя Москва 1967/05/30
ГАСТРОЛИ МАСТЕРОВ ФРАНЦУЗСКОЙ ЭСТРАДЫ. УЛЫБКИ ПАРИЖСКИХ ДРУЗЕЙ
Владимир Поляков

Бруно Кокатрикс — всемирно известный руководитель парижского мюзик-холла "Олимпия", прародитель и "крестный отец" многих шансонье, ставших звездами первой величины. С его именем тесно связаны имена Эдит Пиаф, Шарля Азнавура, Жака Бреля, Жоржа Брассанса, Жюйетт Греко и многих других.
Программа театров мюзик-холл — это монтаж аттракционов, эстрадных и цирковых номеров, часто скрепленных остроумными интермедиями и конферансом или сценками. мюзик-холльный спектакль имеет свою драматургию.
Не следует думать, что за рубежом мюзик-холл — это только обнаженные девицы и фривольные сценки. Бывает и это; но прежде всего это оригинальные номера танцевальных ансамблей и дуэтов, выступления шансонье, вновь изобретенные эстрадные и цирковые номера.
Вот почему мы с интересом ждали начала гастролей французского мюзик-холла Бруно Кокатрикса в Москве.
К сожалению, нам привезли не спектакль мюзик-холла, а концерт в исполнении мюзик-холльных артистов. Мы не услышали блистательных, полных французского остроумия диалогов и монологов, не увидели маленьких юмористических пьес, не услышали острых и таких типично французских куплетов. Но мы стали зрителями концерта, в котором немало отличных номеров.
И первым из них хочется назвать вентролога ("чревовещателя") Фреда Роби — "человека с несколькими голосами". Для нас не явилось новостью появление на сцене артиста с собачкой, Говорящего за нее, но могу с уверенностью сказать, что такого блестящего исполнителя мы никогда не видели. Фред Роби способен говорить и великолепно петь скрытым голосом, одновременно куря сигарету или попивая коктейль. Своих кукол артист создает на глазах у публики. Весь номер проникнут мягким, я бы даже сказал, ласковым, юмором.
Отличное впечатление оставляет балет "Олимпии", возглавляемый Артуром Плашар,
Все три хореографические сцены — "Джаз Авеню", "Тек файф" и "Импровизация" — поставлены и исполнены со вкусом, современны, эмоциональны.
Хочется отметить Большой оркестр "Олимпии" под руководством Поля Морья. Весело и легко выступают комические акробаты Ле Марселлис.
Все второе отделение занимает Мирэй Матье. На сцену выходит юная девушка в розовом платье. Она непохожа на актрису. Она застенчиво улыбается. Потом вдруг ее лицо становится серьезным, и она начинает петь. Поет о любви, о Париже и о многом другом, И оказывается, что у нее очень сильный, подчиняющий себе оркестр голос.
Мирэй Матье стоит почти без движения на сцене, она не играет, ничего не изображает. Она поет. И только голосом создает образ песни, образы ее героев, действующих лиц.
У Мирэй Матье есть все основания стать большой актрисой.
 

Советская культура 1967/06/01
НАШИ ГОСТИ. ПРАЗДНИЧНЫЙ ПИРОГ БРУНО КОКАТРИКСА
Никита Богословский

Как повар готовит блюдо?
Положит одно, другое, третье, подсыплет, подольет чего-то...
Так действует и Бруно Кокатрикс, привезший в Москву свой парижский мюзик-холл «Олимпия». Один номер сменяется другим, одно впечатление приходит на смену другому. И если что-то вам покажет несколько пресным, не спешите с выводами — соли и перца в представлении будет вполне достаточно, повар не забудет ни о чем. В его пироге будет все, даже традиционная изюминка.
Первое отделение — это самостоятельные эстрадные номера — разнообразные и достаточно профессиональные.
Артисты поют, танцуют, показывают фокусы и акробатические трюки. Есть номера довольно банальные (немного пресные), есть на хорошем уровне (все в них в меру), есть совершенные (о, эти пряности французской кухни).
О средних, обычных номерах мы не будем говорить. Но об отличных нельзя не сказать. Без преувеличения можно назвать лучшим номером отделения выступление чревовещателя, «человека с двумя голосами» — Фреда Роби. Он так тонко владеет своим искусством, что это граничит с чудом. Обаятелен, как и его песни, молодой певец и композитор Мишель Дельпеш.
С хорошим юмором работают акробаты Ле Марселлис. Разнообразны и достаточно богаты выдумкой танцы, поставленные Артуром Плашаром. Типичный для мюзик-холла номер «деревянная голова» отлично исполняется Жаком Перро.
Прекрасно звучат великолепно оркестрованные мелодии в исполнении ориестра под управлением и художественным руководством замечательного тонкого музыканта и дирижера Поля Морья. И вот, наконец, изюминка! Она всегда есть в запасе у опытного кулинара Бруно Кокатрикса. Ведь зто именно он, в своей «Олимпии», первым открыл и представил публике Азнавура и Бено, Бреля и Брассенса, Греко и Амона, Холидея и Вартан...
И вот — новое имя. Девушка из Авиньона — Мирей Матье. Предоставим слово самому Кокатринсу, вот что он говорит о ней: «Карьера Мирей Матье — самая удивительная из всех, что я знал. Никто не слыхал о ней полтора года назад, а сегодня имя ее облетело весь мир. Мирей Матье — старшая дочь в семье каменотеса из Авиньона, где, кроме нее, тринадцать детей... Сегодня Мирей Матье волнуется, выступая впервые перед вами, советские друзья, потому что ваше суждение для нее очень важно. Может быть, даже ее голос будет звучать сдавленно первые такты, но я знаю, она будет бороться изо всех сил, чтобы завоевать ваше сердце». Можно смело сказать — Мирей Матье завоевала сердца москвичей своим глубоким красивым голосом, своей искренностью, своей молодостью.
Есть еще замечание к программе. «Олимпия» — прославленный Парижский мюзик-холл, но вот именно парижского блеска, вкуса, выдумки в оформлении, костюмах не чувствуется. От этого представление не выглядело достаточно нарядным и праздничным. А в остальном — все в порядке. Спасибо.

Ленинградская правда 1967/06/02
МЮЗИК-ХОЛЛ ИЗ ПАРИЖА. ИНТЕРВЬЮ У САМОЛЕТНОГО ТРАПА

— Я счастлива, что прилетела в город революции. Я рада, что буду петь для ленинградцев.— сказала, ступив на ленинградскую землю, популярная во многих странах мира двадцатилетняя певица Мирей Матье.
Вчера она прилетела из столицы вместе с 68 другими артистами Парижской эстрады. Руководитель труппы французского мюзик-холла Жан—Мишель Борис рассказал корреспонденту "Ленинградской правды":
— НАША программа составлена и подготовлена специально для СССР известным импресарио и режиссером, директором крупнейшего парижского зала "Олимпия" Бруно Кокатриксом.
Мирэй Матье выступит во втором отделении и споет любимые песни французов о любви, о своей стране, о дружбе людей земли. Оркестр под управлением Поля Морья будет сопровождать ос песни и исполнит ряд самостоятельных музыкальных пьес.
Молодой автор Мишель Дельпеш порадует зрителей своими интересными мелодиями, Фолк-квартет — забавными детскими и народными песнями, Даниэль Ликари. дублировавшая Катрин Денев в фильме "Шербурские зонтики", споет в составе трио несколько веселых арий из оперетт.
Как и в любой эстрадной программе, будут и комические акробаты, и жонглер, а "гвоздем" первого отделения явится оригинальный номер чревовещателя Фрэда Роби. Должен понравиться ленинградцам ' и знаменитый балет мюзик-холла "Олимпия".
Наше варьете — это своеобразный поединок с московским мюзик-холлом, который покорил сердца Парижа. И в то же время это подарок от французских артистов к юбилею Советского государства.
Гастроли парижской труппы начнутся сегодня вечером на Зимнем стадионе.

Смена 1967/06/09
У НАС НА ГАСТРОЛЯХ. ПОEТ МИРЕЙ МАТЬЕ"
В. Филандров
Фото Е.Синявера

Недавно я слушал записи новых французских песен. Разматывалась магнитофонная лента, знакомый таинственный голос Жульет Греко рассказывал о любимом Сен-Жермен де Пре, Жак Брель в своих последних исповедях нападал на буржуа, проклинал войну, Жильбер Беко пел романтическую историю о встрече с маленьким принцем; философ Жорж Брассенс утверждал, что "жизнь не простая штука"… Потом послышался голос, который я сначала даже спутал с голосом Эдит Пиаф. Песня была о бродяге оптимисте, живущем в Париже, о его мечтах, о том, как хорошо быть нищем, но делать то, что нравится. Старую песню Мориса Шевалье пела Мирей Матье – звезда, лишь несколько месяцев назад взошедшая на песенный Олимп.
Мирей поет о любви. Она рассказывает о веселом уличном парне с гитарой без единого су в кармане. Он не хочет замечать ее богатую и роскошно одетую. А она мечтает жить в его комнате без крыши… И, пожалуй, тысячам слушателей ничуть не мешает языковой барьер; наслаждаясь красивым голосом Мирей, они отлично чувствуют, чем делится с ними девчонка из Авиньона— старшая дочь в семье каменотеса, где, кроме нее, еще тринадцать детей.
– Она работала, как одержимая, – говорит знаменитый композитор, режиссер, предприниматель, директор зала “Олимпия” Бруно Кокатрикс, – всегда неудовлетворенная, всегда стремясь вперед, опрокидывая все предсказания и расписания, и сотворила чудо: один из самых удивительных голосов французской песни утвердился как талант.
Мирей Матье выступает в нашем городе в программе французского мюзик-холла, составленной Бруно Кокатриксом. Французы называют свои гастроли подарком советским друзьям к юбилею. И даже выносят на сцену большущий торт с пятьюдесятью зажженными свечами.
Большое наслаждение вызывает оркестр, сопровождающий всю программу варьете. Им руководит Поль Морья – талантливый музыкант, известный во многих странах мира и как дирижер и как пианист.

Вечерний Ленинград 1967/06/10
НА СЦЕНЕ ГОСТИ — ПОКАЗЫВАЕТ "ОЛИМПИЯ"
Т. Сатыр

Не Зимнем стадионе выступает парижская "Олимпия". Советские зрители впервые знакомятся с искусством французского мюзик-холла.
В обширной программе представлены многие эстрадные жанры. Открывает ее Большой оркестр "Олимпия" под управлением Поля Морья. Звучат мелодии популярных песен Парижа.
Хорошо известен у нас фильм "Шербурские зонтики". Песни Мишеля Леграна из этом картины исполняет вокальный ансамбль "Ле физз"; среди его участниц Донизль Ликари — она дублировала в кино исполнительницу главной роли Катрин Денев. "Музыкант — деревянная голова" — так называется небольшой номер артиста Жака Перро. Старинные французские напевы в современных ритмах исполняет "Фольк-квартет". Много юмора в номерах акробатов Ле Марселлис и иллюзиониста Жерара Мажакса.
Оригинален номер "человека со многими голосами" — Фреда Роби.
Совсем непохожи на традиционные танцы мюзик-холла выступления балета "Олимпии". Его руководитель — танцовщик и хореограф Артюр Плашар был приглашен в одну из программ всего на три "одели. Однако его постановки имели такой успех, что эти гастроли продолжались год. С тех пор Артюр Плашар работает с балетом "Олимпии".
С интересом знакомятся слушатели с искусством шансонье. В первом отделении выступает Мишель Дельпеш. Автор и исполнитель песен, он умеет быстро установить контакт с залом.
Во втором отделении выступает Мирэй Матье. "Один из самых удивительных голосов французской песни" — так называют ее на родине.
Творческий путь двадцатилетней артистки, дочери каменотеса, начался полтора года назад. За это время она успела завоевать широкую известность. Голос молодой певицы похож на голос Эдит Пиаф, но наша гостья настойчиво ищет своих путей в искусстве. И песни ее покоряют зал.
Советским зрителям особенно приятно, что свою гастрольную программу французские артисты подготовили в подарок нашей стране к 50—летию Октября.

На снимках (сверху вниз): Фред Роби, Мишель Дельпеш, Мирэй Матье.

Комсомолец Татарии 1967/06/19
МИРЭЙ МАТЬЕ: МЫ РАДЫ...

Они прилетели поздно ночью В три часа ночи успели опробовать казанский пляж, а с утра были атакованы журналистами. Маршрут французского мюзик-холла таков: Москва — Ленинград — Казань. И, естественно всех интересует:
— Какое впечатление произвели и Москва и Ленинград, первые встречи с советским зрителем?
Мирэй Матье:
— И Москва, и Ленинград — очень красивы, много зелени. Но больше всего мне понравился теплый, любезный прием в этих городах. Сердечность зрителя растрогала нас. Контакты были установлены очень быстро.
Жан—Мишель Борис, директор Олимпии":
— Я не могу говорить без восторга об этих городах, о приме, оказанном нам. Затрудняюсь, какой из двух городов предпочесть...
— Что вы покажете зрителю?
— При составлении программы мы старались подобрать все "самое—самое французское", так, чтобы советский зритель получил полное представление о том, что такое французский мюзик-холл.
Мы привезли отличный оркестр, в который вошли лучшие музыканты театра "Олимпия", а также талантливые солисты, концертмейстеры. Дирижер — замечательный музыкант Поль Морья. Труднее было подобрать развлекательную часть программы: советская публика избалована хорошими исполнителями. Но мы надеемся, что казанцы оценят и типично французских акробатов, и веселого манипулятора, и единственного в своем роде "чревовещателя", и женское трио Ле Физз. Через весь спектакль проходят танцы, поставленные Артуром Плашаром. Это танцы в современном ритме, с современной музыкой и оформлением. Обратите внимание: в костюмах ни традиционных перьев, ни кружев, — все очень сдержанно, элегантно.
Выступление фольк—квартета доказывает, что старые песни могут прозвучать в современном ритме. Выступает очень одаренный молодой певец Мишель Дельпеш, талант которого открылся быстро и неожиданно.
Все второе отделение занимает Мирэй Матье. Как показали различные опросы и референдумы, — сегодня это самая популярная певица во Франции.
— А что скажет о своих песнях сама Мирэй Матье? Какие она предпочитает: веселые или грустные?
— Я люблю и те и другие. В моем репертуаре есть веселые и грустные, потому что вместе они — сама жизнь.
— Для какой аудитории Вы больше любите петь?
— Для любой. Для всех возрастов.
— Будете ли сниматься в кино? Ведь большинство певцов со временем приходят в кинематограф.
— В сентябре я еду в США, там предполагается съемка двух фильмов с моим участием. Один из них — музыкальная комедия, а о втором я пока ничего не знаю.
Мирэй Матье 20 лет, го выглядит она совсем девочкой. Может быть поэтому родители отпустили ее в такое дальнее путешествие в сопровождении тети и сестры...
— Надеемся, что Вы останетесь довольны встречей с казанским зрителем,—говорят журналисты.
Гости не остаются в долгу:
— Надеемся, что публика Казани проведет в нашей компании несколько приятных вечеров, уверены, что и мы получим удовольствие от встреч с вами.
Мирэй Матье по нашей просьбе пишет в блокнот несколько слов нашим читателям: "С дружеским приветом к молодым читателям "Комсомольца Татарии". Крепко целую. Мирэй Матье".

Кругозор № 3 1968, март
РАССВЕТ, ТОВАРИЩ!
Виктор Мартынов

Мирей Матье гастролировала с мюзик-холлом "Олимпия" в Ленинграде. Дирижером оркестра "Олимпии" был Поль Мориа.
Из Парижа позвонил Гастон Бонер, один из директоров "Пари-матч", передал через меня: не может ли Мориа сочинить музыку к его стихам? Он, Гастон Бонер, написал их по впечатлениям от книги Оливье "Когда рассвет, товарищ" – книги о первом дне Октябрьской революции. Спеть песню он хотел попросить Мирей Матье.
Мориа сразу же начал мурлыкать мотив. Мы ходили с ним по Ленинграду – вдоль каналов, вдоль мраморов и гранитов, бронзы, гнутых мостиков, по перекресткам равнинного города. Мориа напевал с утра до вечера. Потом мы заполучили у администрации гостиницы "Астория" ключ от пианино в банкетном зале, и после концертов мюзик-холла Мориа среди крахмальных скатертей, под роскошным светом канделябров наигрывал свою мелодию. Наконец он сказал мне: "Ты знаешь, кажется, написал".
Это была настоящая песня-поход, с отдаленным трепетом барабанных палочек, грозовым началом и ликующим, маршевым центром – припевом.
Мирей Матье сразу же поняла песню. Песня была в ее манере, и матовый, дрожащий, как струна, голос Мирей — напряженный голос мальчика на баррикадах — вел за собой воображаемый мощный хор мужчин—солдат.
Нам захотелось, чтобы с Мирей эту песню спел ансамбль Александрова. Я отнес ему текст. "О! Это я возьму себе! – воскликнул Александров. Потом шутливо добавил: — Да! Но женщина?!"
Мирей вскоре уехала в Париж, где ее песня "Когда рассвет, товарищ", песня об Октябрьской революции, о последней ночи перед штурмом, вызвала на концертах огромный энтузиазм публики.
Ансамбль Александрова приехал на гастроли в Париж. В один из вечеров на концерт пришла Мирей Матье и спела уже приготовленную ансамблем песню "Когда рассвет, товарищ" в давно задуманном сопровождении мощного русского солдатского хора. Это была сенсация.
А однажды во время концерта Мирей Матье на сцену "Олимпии" стали вереницей подниматься русские солдаты и заняли весь просцениум. Ансамбль явился с ответным визитом к своей первой женщине-солистке.

Кругозор № 10 1973, октябрь
ПО ПРОСЬБАМ ЧИТАТЕЛЕЙ. ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ПОЛЯ МОРИА
Андрэ Томазо, заместитель директора парижского литературно—артистического агентства по культурный связям

ПАРИЖ — Когда "Кругозор" обратился ко мне с просьбой рассказать о Поле Мориа, я живо вспомнил момент первого знакомства с ним. Оно было заочное. В конце 1957 года мне принесли небольшую пластинку с записью оркестра, которым руководил, как мне сказали, способный "парень из Марселя". На диске стояло имя — Поль Мориа. В тот момент наши лучшие эстрадные дирижеры — Джерри Менго, Мишель Легран, Юбер Ростэн вернулись из Москвы, где закончился VI Всемирный фестиваль молодежи. Я показал пластинку Ростэну. Мы сошлись с ним во мнении, что парень действительно способный и от него можно ждать многого.
В 1960 году "провинциал" Мориа появился в Париже. Он привез с собой свежую манеру оркестровки. Начало шестидесятых годов у нас ознаменовалось постепенным отступлением "йе—йе" и внушительным возвращением мелодической французской песни, которая вступала в "золотой век". Мориа сразу понял силу устойчивой мелодии в наше бурное время и занялся в Париже поначалу не столько дирижированием, сколько сочинением и аранжировкой. В первую
очередь он считал себя автором и композитором. И не только тогда, когда писал, скажем, для Мирей Матье такие "главные" ее песни, как "Приходи на мою улицу" ("Кругозор" № 10 за 1971 г.), "Мое кредо" ("Кругозор" № 7 за 1973 г.). Не только дирижируя всей остальной программой певицы в Москве в 1967 году, но почти всегда, когда он вставал за пульт. Что это значит?
Давайте совершим на первый взгляд "кощунственную" вещь. Сравним дирижера, исполняющего классическую музыку, с дирижером эстрадным. Первый интерпретирует почти всегда "чужие" партитуры. Второй — почти всегда "свои". Свои в том смысле, что он перекладывает, инструментует, аккомпанирует исполнителям своих собственных песен или дирижирует сочиненной им мелодией. В этом смысле за пультом эстрадного оркестра почти всегда автор. Авторским почерком отмечены и обработки Поля Мориа, и среди них — целая серия русских и советских мелодий под общим названием "Вечная Россия". Поэтому Мориа, более чем кому-либо другому, нужен был бы свой постоянный оркестр.
Позвольте, скажет читатель "Кругозора", а где же "большой оркестр Поля Мориа", который поименован на пластинках? Этого постоянного оркестра нет. По случаю, для записи набирают музыкантов, которые потом расходятся в разные стороны. В театре "Олимпия" держат несколько концертмейстеров, но остальных оркестрантов приглашают только для выступлений с артистами мюзик-холла.
Мориа ездит по всему миру. Ему предоставляют оркестры в США, Японии, многих других странах. Только не во Франции. У нас, к сожалению, немыслим концерт "большого оркестра", исполняющего на протяжении целого вечера обработки Мориа, за которыми охотятся все — от мальчишек с магнитофонами до чемпионов мира по фигурному катанию на коньках.
Но это к слову, а пока Поль Мориа, родом из Марселя, приятный человек с серыми глазами и милой улыбкой, сочиняет свои песни, обрабатывает чужие и, облокотившись на пульт, объясняет сегодняшнему составу "большого оркестра", как нужно взять здесь это пиано...

На 11—й звуковой странице оркестр под управлением Поля Мориа исполняет "Мишель" (Леннон, Маккартни, Сарн), "Ноктюрн" (Мориа) и "Жаворонок" (Рамирес, Луна).

Кругозор № 6 1982, июнь
РОЖДЕНИЕ МЕЛОДИИ
Артем Гальперин

Недавно шарль Азнавур подвел некоторые итоги своей артистической жизни в альбоме "Автобиография". В нем помещена последняя по времени песенная исповедь Азнавура. Она начинается словами: "И снова смотрю я на комнату в бедном отеле на улице Принца в Латинском квартале. Там у певцов и актеров есть только прошлое — завтрашний день занавешен..." Все-таки у самого Азнавура, как известно, было не только прошлое, но и будущее. Однако прорывался он к нему долго — полжизни. Начиная с десятилетнего возраста, когда маленький Шанурх Азнавурян сыграл роль маленького Генриха IV, и до решающего 1955 года, когда концерты в парижской "Олимпии" принесли первую и самую важную победу тридцатилетнему Шарлю Азнавуру. И уже тогда в его "автобиографическом" блокноте появилась первая запись — песня "О моей жизни".
Что же касается жизни в чисто творческом аспекте, то он начал ее с поэтической работы и только потом стал композитором. Тогда имя его замелькало в программах Пиаф, Паташу, Беко. Но в исполнительском плане французская эстрадная сцена Азнаеура не признавала. Огни большой рампы для маленького, тщедушного человечка с хриплым голосом не зажигались. Внешность его была неприметной. "Если бы я ходил работать на завод, — с иронией восклицал Азнавур, — никто бы ведь не удивился!"
Однако именно та публика, которая ценила в пятидесятых годах "хорошие голоса", разглядела в облике Азнавура черточки и собственной биографии. Она почувствовала, что значит для армянской, бежавшей в 1915 году от геноцида эмигрантской семьи, выходцем из которой был Азнавур, войти в жизнь чужой страны. Как трудно пробиться человеку в "большом чуждом мире". Как хищно подстерегает его старость и как страшна безответная любовь в слепых стенах равнодушного города — все то, о чем пел Азнавур, вдруг неожиданно принесло ему успех. "До него,— говорил Жан Кокто,— отчаяние было крайне непопулярным".
Многолетние попытки Азнавура вырваться из матовой сети, расставленной жизнью (до того, как он стал выдающимся мастером эстрады, кинематографа и театра), выковали его чрезвычайно жесткий артистический характер. "Быстрота работы Азнавура была и осталась феерической,— рассказывал Поль Мориа, до сих пор иногда инструментующий некоторые его песни.— В старые времена Шарль наигрывал мне на рояле в течение одного часа все двенадцать мелодий целой пластинки, тут же по ходу дела объясняя характер обработки, общую идею песни. За этот один час я должен был успеть все записать за ним, ибо возврата к разговору не должно было быть уже никогда, вплоть до выхода диска.
Если я добавлю, что в промежутках этого "сеанса" он успевал поспорить с двумя пришедшими кинорежиссерами, то станет ясно, какой силы творческий Заряд скрыт в этом человеке".
Вряд ли в манере работы — лишь вопрос технологии. Пожалуй, это подход к жизни вообще, метод труда, сложившиеся черты характера артиста—завоевателя, властно взявшего в плен свою аудиторию, в залах, дома у телевизоров, во дворе у транзисторов — всюду, где можно увидеть или услышать трехминутные песенные драмы и комедии Шарля Азнавура.

На десятой звуковой странице — в исполнении Шарля Азнавура песни "Моя трепетная любовь" и "Все проходит" (Оркестр Поля Мориа)

Россiя 2002/11/27
СЛУШАЛ ЛИ ПУТИН ПОЛЯ МОРИА?
Ирина Беляева

Более 30 лет его руководитель и создатель гастролирует со своими музыкантами по всему миру, и каждый раз сердца слушателей замирают при звуках его божественной музыки. Произведения и классические аранжировки Мориа у всех на слуху. Это и "Жаворонок" (знакомый нам по передаче "В мире животных"), и мелодия из кинофильма "Шербурские зонтики*, и "Полет кондора*, и аранжировка знаменитой токкаты и фуги до минор Баха — все и не перечислить. На счету Поля Мориа больше 20 альбомов, распроданных по всему миру тиражом в 30 миллионов.
Почти всю свою жизнь Поль Мориа посвятил музыке. С 4 лет он играл на пианино, а в 17 лет собрал свой первый оркестр. В начале 60-х годов будущую звезду заметил Шарль Азнавур и сделал своим аранжировщиком. С этого момента началась карьера великого инструменталиста: работая с известным шансонье, Мориа познакомился и с другими певцами. Он делал аранжировки и для Мирей Матье, и для Далиды, и для Петулы Кларк.
В скором времени оркестр Поля Мориа вышел в самостоятельное плавание и сразу же стал известен во всем мире. Его композиции сразу же оказывались на вершинах европейских и американских чартов. На ежегодном конкурсе Евровидения композиция Love Is Blue ("Любовь — зто грусть") сразу же заняла первое место. Воистину она того заслуживает.
В России музыку Поля Мориа всегда очень любили. В советские времена хотя бы одна его пластинка была в каждом доме. Однако у самого композитора очень своеобразные отношения с нашей страной: в его репертуаре есть целый "русский" альбом, но при зтом Мориа был в России только два раза.
Впервые он посетил Советский Союз в середине 60-х вместе с Мирей Матье. А в 1978 году приехал уже со своим собственным оркестром. Тогда успех был оглушительный. Семи запланированных концертов оказалось мало
— каждый раз зал был полон, и оркестру даже пришлось выступить дополнительно. Концерт Поля Мориа воспринимался на государственном уровне — мазстро лично принимал сам Леонид Ильич Брежнев.
Но, к сожалению, в этот раз великий инструментальный оркестр даст только один концерт в Москве и один — в Санкт-Петербурге. Сам Поль Мориа не приедет — в свои 77 лет он уже редко покидает Францию. Оставшись художественным руководителем оркестра, Мориа передал дирижерскую палочку своему ученику Жилю Гамбюсу. Вместе они работают уже 30 лет.
Московский концерт должен быть на высшем уровне — он проходит под патронажем Газпрома.
По словам самого Поля Мориа, он сочиняет всегда, мелодии могут появиться в его сознании, где бы он ни находился. Но главное для музыканта
— донести (это практически цитата) эмоции до слушателя. Наверное, поэтому музыка Поля Мориа всегда звучит в унисон нашим сердцам.

Невское время 2002/12/06
НЕЗАВИСИМЫЙ
Ника Куковицкая

18 декабря в филармонии Поль Мориа готовит изысканный пир для музыкальных гурманов
У нас в стране имя этого человека неразрывно связано было со словом "оркестр". Воображая Францию, мы говорили: Шарль Азнавур, Джо Дассен, оркестр Поля Мориа. Открыла его для нас Мирей Матье, когда в 1967 году впервые привезла его в СССР в качестве своего аккомпаниатора. Этот человек родился в 1925 году в Марселе. Принято считать, что он вырос в семье музыкантов, однако сам Мориа опровергает принятую теорию. Сейчас он вспоминает об этом так: "Несмотря на то что я зарабатываю много денег, я выходец из простой семьи. Я знаю, что это такое, когда не хватает денег". Тем не менее его отец научил его азам мастерства, так как сам был музыкантом—любителем. А играть Поль начал рано — в четыре года. Затем он поступил в Марсельскую консерваторию, которую закончил с отличием по классу фортепиано. Однажды один из приятелей по консерватории чуть не силой затащил Поля на концерт в студенческий джаз-клуб. Ритмы джаза, который до этого Мориа практически не слышал, новая для него музыка потрясли его совершенно. "Я решил стать дирижером, — скажет он позже в одном интервью, — потому что хотел независимости. Дирижеры — самые независимые люди в музыкальном мире".
Так, в 17 лет Мориа создает оркестр. И с тех пор не перестает самозабвенно работать. Всем известно его сотрудничество с такими звездами французской эстрады, как Морис Шевалье, Далида, Катерина Валенте, Шарль Азнавур, Мирей Матье. Только для Азнавура за шесть лет их совместной работы Мориа аранжировал более ста двадцати мелодий. "Всю жизнь я работаю по шестнадцать-семнадцать часов в сутки, — говорит музыкант. — Даже то, что я теперь на пенсии, не изменяет моих привычек. Если вы не полный идиот, всегда найдется что делать". Результат этой позиции: общее число его проданных альбомов — 30 миллионов.
Его отношение к музыке: "Я могу работать в любых условиях — я слышу лишь то, что хочу слышать. Если вы хотите услышать пение птички, вы услышите его и среди шума грузовых машин". Этого человека давно уже просят написать мемуары, он отвечает: "Но я не настолько важная персона, чтобы предаваться воспоминаниям!"
Господин Мориа обьездил весь мир, покоряя своей фантастической музыкой лучшие мировые столицы. С 2000 года он не ездит со своим оркестром, отдав дирижерскую палочку своему ученику Жилю Гамбюсу (этот музыкант работает с Полем Мориа с 1977 года). Но можно с уверенностью сказать, что концерт, который представит нам корпорация "петербургская недвижимость", станет одним из самых запоминающихся не только для петербуржцев, но и для самого маэстро. Ведь он сам изъявил желание приехать в наш город и наконец увидеть его широко распахнутыми глазами восторженного туриста.

Афиша 2002/12/09
ПОЛОСА. ПОЛЬ МОРИА
Григорий Гольденцвайг

У Поля Мориа были роскошные усы. В этом, положим, нет ничего удивительного: у Джеймса Ласта усы тоже были, а Рей Коннифф к старости вообще обзавелся окладистой бородой. Но усы Мориа — как Эйфелева башня, как гоголевская шинель. Количество французских поп-звезд, выросших под этими усами, учету не поддается. Юного Мориа с его оркестром обнаружил в мюзик-холле Азнавур, который только мечтал о радиоэфирах и больших залах. Кто там на самом деле кого приручил – бабушка надвое сказала. Факт, что потом случились Мирей Матье и Далида. Потом — "Манчестер-Ливерпуль", "Эль Бимбо", "Воздушная кукуруза" и "Жаворонок", которые рука не поднимется написать латиницей – как, скажем, не придет в голову написать "V mire zhivotnyh", "Kinopanorama" или "Prognoz pogody". Ни "Манчестер–Ливерпуль", ни "Кукуруза" без Мориа не готовы к употреблению. Оркестр человека с усами – те 3 минуты и 800 градусов, которые превращают замороженный полуфабрикат в горячий завтрак. Микроволновая печь.
У Поля Мориа был редкий талант – чутье вторпродукта. Босса-новы и менуэты, калинки-малинки пышнели под корочкой застывшего сиропа. Всеядный выпускник консерватории в зрелом возрасте открыл для себя синтезатор, завел в оркестре ритм-секцию и не стеснялся истеричных скрипок, рыдающих в унисон. Фаст-фуд Мориа рос вширь – Америка воевала с Вьетнамом, а в "Биллборде" из номера в номер кочевала "Love is Blue" на первом месте; Япония печатала пластинки усача миллионами (и, кажется, не остановилась до сих пор); генсек Брежнев лично принимал выдающегося дирижера. Силантьеву с Мещериным и не снилось. Лей мог быть доступней, Легран – тоньше, но в умении рвать на груди рубаху (дорогую рубаху), томно улыбаться, заламывать руки и изображать полет, прыгая на батуте, Мориа равных не было.
Отправиться на концерт в Кремле — редкая смелость. Как попытка вернуться в собственную жизнь, позвонив в дверь квартиры, где когда-то жил. Дверь откатывается с полузабытым скрипом, с порога подозрительно косится чужой человек. Привидений заказывали? Но приедет ли сам Поль Мориа, пока не ясно. "Эль Бимбо" будет точно, и "Эль Кондор Паса", наверное, тоже, будет, но знаменитых усов не покажут. Говорят, Поль Мориа сбрил усы. Легкая музыка понесла тяжелую потерю.

Коммерсантъ Weekend 2002/12/11
РЕТРО БЕЗ НАФТАЛИНА. ОРКЕСТР ПОЛЯ МОРИА В КРЕМЛЕ
Аля Харченко

Поль Мориа на этот раз вместо себя в Москву прислал свой оркестр

В его исполнении мир узнал заглавную тему из "Шербурских зонтиков", "Иберию", "Любовь — это грусть". Пластинки с мелодиями оркестра Поля Мориа, изданные фирмой грамзаписи "Мелодия", запиливались меломанами долыса. Французского композитора, дирижера и аранжировщика любили не только в бывшем СССР: за время существования своего знаменитого оркестра Поль Мориа продал 30 миллионов собственных альбомов и успел посотрудничать чуть ли не со всеми звездами
В Москве Мориа уже бывал дважды — 30 лет назад в сопровождении своей подруги Мирей Матье (тогда музыкант даже дал еще дополнительный концерт в Санкт-Петербурге), и в середине 80-х годов, только с собственными музыкантами. Тогда в гастрольном графике Поля Мориа было уже семь концертов, и на каждом был аншлаг. Понятно, что билеты доставались в основном слугам народа или носителям дефицита, но перепадало и членам творческих союзов. Даже во время такого короткого визита Мориа успели удивить две вещи: очереди в Мавзолей и его феноменальная популярность. За музыкантом неделю охотился брежневский фотограф, оказавшийся фанатом его творчества, а некоторое время спустя Мориа даже навел символический мост между Францией и Советским Союзом — музыкант поработал над аранжировкой музыки Татьяны и Сергея Никитиных для песни "Под музыку Вивальди".
Несмотря на то что 77-летний дирижер все еще работает по 16 часов в сутки, увидеть его самого московским меломанам вряд ли светит. Но и без личного присутствия маэстро оркестр обязательно исполнит все самые знаменитые мелодии — от "Крыльев голубки" до "Воздушной кукурузы". Можно, конечно, предположить, что для большинства публики поход на этот концерт станет просто парой часов ностальгии по былым временам. Но в случае с оркестром Поля Мориа эту ностальгию можно не просто оправдать, но и приветствовать. Стиль ретро без нафталинового душка, не покрывшийся паутиной н ничуть не утративший музыкального достоинства — видимо, такая характеристика будет вполне соответствовать тому, что больше 40 лет делает в музыке человек по имени Поль Мориа.
Государственный Кремлевский дворец, 16, 17 декабря (19.00). Стоимость билетов до 7 тыс. руб.

Московские новости 2002, декабрь
БУХГАЛТЕРИЯ
Михаил Марголис

16 и 17 декабря в Государственном Кремлевском дворце выступит, возможно, самый любимый россиянами зарубежный оркестр п/у Поля Мориа. Пластинки этого коллектива, существующего с 1965 года, разошлись по миру более чем в тридцати миллионах копий, и наши меломаны обеспечили не самую последнюю долю в этом тираже.
Маэстро Поль прибывает в Москву в третий раз. Но первые два были очень давно, так что в какой-то степени его гастроли можно считать премьерой. Стоимость билетов — от 1200 до 7000 рублей.

Газета.Ру 2002/12/16
ОРЕГАТО, ПОРИ-САН ОРОКЕСТОРО!
Роза Мандель

Большое русское орегато создателю Оркестра Поля Мориа

В интернете больше всего сайтов Поля Мориа на японском языке. Официальный фэн—клуб Поля Мориа тоже японский. Это странно: на самом деле настоящая духовная родина Поля Мориа — Россия.
В Стране понятно какого солнца музыка этого французского композитора, бэндлидера и шоумена отнюдь не льется из каждого динамика, а у нас даже в самой глухой глуши, где нет радиоточки, не найти ни одного человека, незнакомого с творчеством великого композитора.
И ладно бы только пресловутый "Жаворонок" — культовая заставка к передаче "В мире животных". Еще десятки позывных радио- и телестанций, чуть ли не 24—часовое сопровождение радио и телепередач, музыка мобильников, ресторанов и лифтов — все это было беззастенчиво спирачено еще в советские времена. Даже если в эфире Мориа поубавилось, то в российской генетической памяти его бессмертные мелодии тилиликают постоянно.
Кроме "Жаворонка", "Токкаты" и "Голубой любви" — авторских шедевров Поля Мориа, известны еще десятки аранжировок известных популярных тем кинокомпозиторов и поп—маэстро — все еще более сладостно, приподнято, чувственно и сусально, чем в оригинале. Человек, который может пересахарить Нино Рота или переприподнять Эннио Морриконе, заслуживает только преклонения. Впрочем, его дефицитом Мориа не страдал по крайней мере с середины шестидесятых, после того как основал свой оркестр. До этого сорокалетний классический музыкант пробавлялся аранжировками и аккомпанементом разным певцам, в том числе и молодым шансонье Азнавуру и Монтану.
После началась непрерывная полоса успеха, входе которой были выступления в качестве равноправного партнера со всеми имеющимися французскими звездами, гастроли по всему миру и гигантское количество альбомов скромным общим тиражом в 30 миллионов экземпляров — для индийского кинокомпозитора с пятидесятилетней карьерой сущие копейки, но в Европе вполне достойная цифра.
В России Мориа бывал дважды, первый раз в середине семидесятых с Мирей Матье, второй — в восьмидесятых уже как самостоятельная знаменитость. Третьего приезда не будет — стар стал великий человек. Мориа семьдесят восьмой год, и хотя в широкой прессе и пресс—релизах этот вопрос не очень освещается, Сам в Москву не собирался. Чем его пенсия чревата для русской публики, сказать сложно.
Оркестр Мориа всегда отличался рекордной даже по поп—оркестровым стандартам текучкой кадров — вместо постоянного состава были дирижер, стиль и жесткие профессиональные требования. С уходом лидера на давно заслуженный отдых такие проекты, как правило, долго не живут.
Впрочем, подозревать организаторов концерта в самом шоколадном зале страны, Государственном Кремлевском дворце, в повторении истории с оркестрами Глена Миллера и Дюка Эллингтона или совсем уж неприличной аферы с воскресшей из мертвецов группой "Т-Рех" нет никаких оснований. А сама по себе возможность послушать поп-музыку, какой она должна быть, дорогого стоит.
Орегато, Пори-сан орокесторо!
16—17 декабря, 19.00.

Известия 2002/12/16
СОННОЕ ЦАРСТВО. В МОСКЕЕ ВЫСТУПАЕТ ОРКЕСТР ПОЛЯ МОРИА
Олег Карминский

В понедельник и вторник в Государственном Кремлевском дворце собирает публику оркестр, сделавший себе имя на шикарных попурри из чужих хитов. Основателю оркестра скоро стукнет 80, но в своеобразном жанре "музыка для супермаркетов" он по-прежнему человек номер один.
Два концерта Поля Мориа проходят в Кремле сразу после уик-знда с Патрисией Каас, завершая тем самым неожиданный декабрьский зкспресс-курс по истории французской поп-музыки последних пятидесяти лет. Мориа упорным трудом выторговал себе титул легенды уровня Мишеля Леграна — даром что не написал практически ни одной популярной песни (единственное заметное достижение—хит 1968 года "Love Is Blue"), а все больше аранжировал чужие. Однако и на аранжировках можно сделать себе вполне достойное имя.
Богатая биография Поля Мориа служит вечным соблазном для всех студентов всех консерваторий мира. Начинал он как классический музыкант, учился в Парижской консерватории, однако вскоре увлекся джазом и поп—музыкой, в 17 лет собрал собственный оркестрик и принялся концертировать. Тут его заметил Шарль Азнавур и нанял к себе на работу — в качестве дирижера и аранжировщика. Ближайшие лет двадцать Мориа будет заниматься звуковым оформительством, затем попытается заняться сольным творчеством — и пару раз даже удачно (первые места в хит—парадах), однако прославится не ими, а бесчисленными пластинками с инструментальными версиями всего, что имеет сколько-нибудь запоминающуюся мелодию, от "Je T'aime... Moi Non Plus" до "El Condor Pasa" и "Калинки".
Жанр этот — с пышными скрипками и растекающимся в воздухе звуком — также успешно эксплуатировали такие достойные люди, как Рэй Конифф и Ричард Кпаудерман, чьими выдающимися пластинками до сих пор забиты все секонд—хенды планеты. Но только Мориа удалось из этого не самого благодарного эшелона выбиться в настоящие поп—звезды. Для нас же его оркестр традиционно значил куда больше, чем для западных потребителей, преимущественно покупавших эти пластинки для того, чтобы под них сытно обедать. В конце концов, именно в его исполнении мы узнали немалое количество главных мелодий века — будь то знаменитый "Попкорн" или тема из "Шербурских зонтиков". Мориа — с его незабываемыми усами и благостной улыбкой — стал для России еще одним заметно переоцененным символом всего французского.
Сам маэстро об этой любви прекрасно знает и как бы в благодарность даже записал четыре года назад специальный "Русский альбом". И хотя на его выступлениях публика ведет себя несколько более сдержанно, чем на предшествующих им концертах Патрисии Каас, это легко объяснимо. Музыка, которую исполняет Поль Мориа, — это негромкие звуки вечного и недвижного блаженства, под которые следует не хлопать и не орать, а тихо и покойно оплывать в кресле, подремывая и наблюдая картины, проплывающие перед глазами. У этих картин скромный вензель: "Р.М. 80 лет на рынке".

Время 2002/12/18
НЕМОЛОДЫЕ РОМАНТИКИ. В МОСКВЕ ДАЛ ДВА КОНЦЕРТА ОРКЕСТР ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ПОЛЯ МОРИА
Святослав Бирюлин

Строго говоря, оркестр следовало бы назвать оркестром имени Поля Мориа, поскольку сам маэстро два года назад отошел от дел, перепоручив руководство своему бывшему музыканту Жилю Гамбюсу. Впрочем, это ни на что не влияет — оркестр скрупулезно, с точностью до ноты, воспроизводит все аранжировки и мелодии Мориа.
Во второй половине 60-х отношения между Францией и СССР вступили в фазу "разрядки". Лидеры стран энергично обменивались визитами дружбы, а суровая советская цензура позволила таким артистам, как Мирей Матье, Сальваторе Адамо и Поль Мориа, приезжать в СССР с концертами. Нечего и говорить, что достать билеты на эти концерты было практически невозможно.
На сей раз все было иначе. Зал едва ли был полон и на две трети. Играли самые знаменитые вещи, в том числе "Говори мне нежно о любви" Нино Рота и "Печальную любовь" Поппа. Дань месту — несколько русских народных песен в оркестровой аранжировке.
Поль Мориа всю жизнь работал в жанре симфонической эстрады, который сейчас находится на грани забвения.
Симфоническая эстрада — промежуточный этап между классикой, джазом и поп—музыкой. Массовый продукт высокого музыкального качества. Девиз таких музыкантов — умеренность во всем. Классические симфонические аранжировки, с полифонией, с красиво переплетенными партиями инструментов и неутомительными джазовыми пассажами, обязательные красивые мелодии. Никакого авангарда, вместе с тем — никакой подозрительной простоты. Любовная лирика 60-х, воплощенная в музыке на французский манер.
Полупустые залы на концертах Сальваторе Адамо или оркестра Поля Мориа неприятно контрастируют с битком набитыми "Лужниками" во время фестиваля "Дискотека 80-х" или на празднике радио "Шансон" в "Олимпийском". Хотя их песни в свое время были эталоном романтизма, наравне с "Мужчиной и женщиной" Лелюша. Но тех, чья молодость проходила под звуки французской музыки, сменили те, кто трясся на дискотеках под группу "Мираж" в 80-е. Они моложе, энергичнее, они в самом расцвете сил. У них есть деньги на билеты, и именно они в конечном счете определяют конфигурацию современного культурного ландшафта.
 

Новости фан—клуба Поля Мориа 2007/08/30
ПОЛЬ МОРИА БЫЛ ЛЮБИМЫМ ГЕРОЕМ ЕГО АВТОРСКИХ РАДИОПЕРЕДАЧ
записал Дмитрий Жуков

Григорий Либергал в начале 1970-х связал свою жизнь с радио, работая внештатным корреспондентом главной музыкальной редакции Гостелерадио, а затем и с тележурналистикой и документальным кино. В 1990-х годах успешно применял свой опыт в компании "Интерньюс", готовящей телевизионные кадры.
Но свою долю известности он получил у благодарных радиослушателей в качестве одного из создателей сверх популярной музыкальной радиопередачи 1970-х "Запишите на ваши магнитофоны", посвященной новинкам зарубежной музыки. Одновременно он завоевал симпатию киноманов в качестве переводчика—синхрониста, прекрасно озвучившего десятки зарубежных кинокартин. Его музыкальные обзоры выходили журнале "Кругозор", его знали по аннотациям к лицензионным пластинкам фирмы "Мелодия". Поэтому совершенно неудивительно, что именно Григорий Либергал был единственным, кто сделал большое и высокопрофессиональное интервью с Полем Мориа во время его гастролей в СССР в начале 1978 года.

— В 1970-х годы в Советский Союз изредка приезжали популярные зарубежные музыканты такие оркестр Джеймса Ласта, Рэй Коннифф (без своих музыкантов), Клифф Ричард, "Бони М", Элтон Джон, оркестр Каравелли... Григорий Александрович, как вы думаете, с чем было связано приглашение Поля Мориа с его музыкантами именно в конце 1970-х, а не на пике его известности?
— Мне кажется, это совпало с тем, что в конец 1970-х годов записи оркестра Поля Мориа обрели наибольшую известность, эта музыка уже вовсю звучала и по радио, и телевидению, и даже в кино. К тому времени несколько лет существовала заставка передачи "В мире животных", а фирма "Мелодия" выпустила две его грампластинки.
Такие визиты иностранцев проходили по программе культурного обмена. Это была совершенно антикварная система, существовавшая в 60-е и 70-е годы. По ней же Поль Мориа с Мирей Матье и артистами мюзик-холла "Олимпия" приезжали впервые в 1967—м, а в 1969 году был устроен другой "французский десант", когда в течение недели в Москве пели четыре суперзвезды. Сальваторе Адамо, Жильбер Беко, через два дня приехал Ги Беар, а следом за ним — Барбара. Программа культурного обмена при господдержки существовала между СССР и Франции со времени приезда президента Франции Шарля Де Голля в 1966 году. По ней расходы на выступление французского исполнителя делили пополам министерство культуры Франции и министерство культуры СССР. Потом через свою финансовую организацию минкульт Франции выплачивал артисту гонорар.
— Поль Мориа и его музыкантам платили рублями уже в Москве....
— Одно другого не исключало. К слову, я брал интервью у Элтона Джона, когда он приезжал в первый раз. Концерт проходил в зале "Россия", а вся поездка была оплачена британской Би-Би-Си, целью которой была съемка телефильма. Ему также платили дополнительные деньги рублями. А мы еще провели живую радиотрансляцию. Право трансляции концерта на Первую программу радио я с Галей Гордеевой купил за стоимость тренировочного костюма, который менеджер Элтона увидел в магазине рядом с его гостиницей.
— Это был советский костюм?
— Советский. Такой шерстяной, с начесом. Хорошим он был и дорогим, по-моему, стоил двести с чем-то рублей. Так вот в такую сумму обошлась трансляция двухчасового концерта Элтона Джона на СССР! Если кому рассказать — обхохочешься!
— В свое время вы были автором популярной радиопередачи "Запишите на ваши магнитофоны". Приносили что-то на радио из записей Мориа?
— Да, играли, ясное дело!
— Интересно, как складывался ваш роман с радио?
— На радио меня привел Саша Игнатов, сотрудник "Иновещания". Передачу "Запишите на ваши магнитофоны" я делал с декабря 1970—го. У меня до сих пор каждая передача настолько жива в памяти. Как "Битлз" сыграли в первый раз, как в первый раз "Ролинг стоунз"...
— Сколько лет вам тогда было?
— В 1970-м мне было 23 года.
— А пластинки и записи вы получали каким образом?
— Ну, это — песня. В те времена было достаточно проблемно получать иностранные пластинки. Во-первых, друзья помогали. Потом покупал сам. По счастью я уже работал синхронным переводчиком в "Иллюзионе" и зарабатывал по тем временам много. За фильм платили 7 р. 50 к., 6 сеансов в день переведешь — 45 рублей. Как раз на пластинку хватало. Трудно, конечно, было совсем новую вещь доставать. В эфир-то нужно было именно это.
— Как долго приходилось ждать новинку?
— Я думаю, у кого-то новинки появлялись недели через три после выхода "там". У Рудика, Рудольфа Фомичева — тогда и сейчас одного из самых больших специалистов в нашей стране по оркестровой музыке, пластинки появлялись еще раньше — через три дня. Когда мне было еще лет 15, познакомил меня с ним Коля Петров, пианист. Они оба тогда очень увлекались джазом.
— То есть вы, в том числе, и у него черпали музыкальный материал?
— Ко времени работы на радио уже нет. У меня появился очень широкий свой круг.
— Какова история вашего интервью с Полем Мориа?
— Когда Мориа прилетел в Москву была устроена пресс-конференция для журналистов ЦДРИ в районе Кузнецкого моста. Поль Мориа был очень ею разочарован. Во-первых, был действительно плохой перевод. Во-вторых, очень мало людей у нас в стране представляли себе как функционирует музыкальная индустрия за рубежом, кто в ней есть. Знали оркестры, знали двух-трех композиторов, Мишеля Леграна, например. Переводчица не знала этих реалий, и она переводила "фирму грамзаписи" как "дом грампластинки" и так далее. То есть перевиралось все что только возможно.
На этой пресс-конференции журналисты задавали совершенно странные вопросы. В то время у нас же не было вообще никакой музыкальной критики.
Мне стало ясно, что делать на самой пресс-конференции абсолютно нечего, и я договорился с Полем Мориа об интервью на следующий день.
Я понимал, что самостоятельно записывать серьезные беседы довольно рискованно в техническом отношении. Ну, а, кроме того, нужно думать об интервью, а не отвлекаться на то куда ручки вертеть у магнитофона. Поэтому я договорился с Рудиком и на следующий день мы пошли с ним в "Метрополь".
У Мориа был совершенно роскошный, боярский трехкомнатный номер на третьем этаже гостиницы. Там же я увидел его жену, Ирэн. Мы быстренько выпили чаю и потом уже сели с Рудиком работать.
Проговорили мы очень долго. Пленка самого интервью где-то около 45 минут. После этого он позвонил Доминику Понсе. Считаю, что это величайший случай, когда звукорежиссер такого калибра как Понсе приезжает и сам сидит за пультом в концертном зале. Но им вообще никто не интересовался до нас. Мы где-то еще час очень интересно поговорили с Понсе.
— А с творчеством Поля Мориа, когда вы познакомились?
— Поля Мориа впервые я услышал как аккомпаниатора Шарля Азнавура, конечно. Я очень любил в это время Азнавура, и действительно это был самый лучший его период с Полем Мориа. "Две гитары" была первая их совместная пластинка в 1959 году, и до 1967—го они работали вместе пока не прогремела "Love Is blue", когда Мориа сам стал суперзвездой.
Тогда же я видел записи Далиды с оркестрами Лефевра и с Мориа, но в то время Далиду я не любил — у меня были другие музыкальные пристрастия. Лефевр — хороший аранжировщик, но простой как танк, а Мориа всегда был очень изобретательным, именно как аранжировщик для вокалистов.
Кроме этого, Мориа делал феноменальные вещи Анри Сальвадора. В 1958 году четыре человека во Франции — он, Борис Виан, Анри Сальвадор, как ни странно Саша Дистель, который всю жизнь дальше был сладким крунером как Синатра в США как раз начали делать первые шаги по внедрению рок—энд—ролла. Виан — пародийно, Сальвадор, скорее, тоже пародийно, но аранжировка, которую ему сделал Мориа была едва ли не самой первой роковой аранжировкой во Франции. Так что, я слышал Сальвадора и знал, что ему аккомпанирует Поль Мориа.
Конечно, я слышал Мирей Матьё. Она была чисто его певицей, начиная с "Mon credo" — песни, которая сделала её широко известной.
— Как вы набирались информации, из зарубежных журналов?
— Читать было нечего. В то время не было никакой информации. Я читал польские и чешские газеты и журналы, очень редко французские. В институте более—менее регулярно попадались такие журналы как "Record Mirror" и "Musical Express". Иностранцы, которые учились в МГУ привозили их с собой, а потом семестр жили за счет них. Например, три номера продадут — уже можно жить неделю. И поскольку Мориа выскочил на первое место в США, за границей об этом много писали.
А у нас были отголоски. Но главное у нас Мориа немедленно подняли на щит в 1968—м, когда Мирей Матьё спела песню "Когда рассвет, товарищ?". Песня по радио звучала вполне регулярно и все знали, что вот это — Поль Мориа. Однако к этому времени уже была "Love is blue", и я уже знал Мориа как суперзвезду.
Позже услышал "Alouette" и "Manchester and Liverpool" — это тоже всё Поль Мориа.
— Извините, "Manchester and Liverpool" — это Франк Пурсель.
— Да, но начиная с 1972 года, а до этого времени полагал, что это — Поль Мориа.
— Действительно, многих французских дирижеров в нашей стране не знали...
— Совершенно верно. Так что нельзя сказать, что Поля Мориа я внезапно узнал, он все время присутствовал сначала как аккомпаниатор, а потом как руководитель собственного оркестра. Тогда же у меня появился замечательный американский диск "Of vodka and caviar" (О водке и икре).
— А во Франции он назывался "Russie de toujours", с надписью по-русски "Вечная Россия". Диск был записан в 1965 году и переиздавался во многих странах, но в Советском Союзе его ни разу не издавали...
— Ни о каких выпусках этого диска и речи быть не могло.
— Надо же! Даже сейчас у наших пиратов разве что его можно найти... Вы не спрашивали Мориа про его "русский альбом"?
— Здесь достаточно щекотливая ситуация и ее нужно понимать. В то время ко всякому обращению к русской кабацкой и "незалитованной" музыке всякими зарубежными несознательными товарищами вроде Бориса Рубашкина относились крайне напряженно.
— Но цыганских исполнителей все же издавали на пластинках…
— На цыганскую это тоже распространялось. Был Павлюченко — "свой" цыган, которому "литуют", то есть определяют что петь можно, а что нет. И все с ним очень хорошо. А были всякие "нехорошие" цыгане, западные. Были и совсем развратные люди типа Теодора Бикеля, который и языка-то не знает или подрядился петь подрывные цыганские песни. Так что, за таким репертуаром тянулся достаточно серьезный идеологический след.
Пластинка Мориа относилась почти к этой категории. "Стеньку Разина" и "Две гитары" ни в исполнении Мориа, ни Азнавура нельзя было категорически передавать в эфир.
— То есть можно было все что угодно, кроме них?
— Не все что угодно, но многое из репертуара того же Азнавура можно было крутить и крутили, в том числе, и по радио. А "Две гитары" любить — все любили, но официально не передавали. Поэтому спрашивать про "русский альбом" Мориа мне пришлось только мимоходом.
— Русский репертуар Поля Мориа ограничился 12 песнями из "русского альбома", а также "Дорогой длинною", "Под музыку Вивальди" и "Танецом с саблями" в концертном варианте. И в то же время есть очень много записей, сделанных для Японии.
— Мне несколько раз в интервью и Мориа и Понсе говорили с некой я бы сказал скрытой обидой почему он популярнее в Японии в несколько раз, чем на родине? В Японии он был действительно не то седьмым, не то восьмым по популярность артистом, продавая невероятное количество пластинок ежегодно. Во Франции, конечно, этого не было. И совершенно естественно, что он сильно подстравивался под японский рынок. Это делал и Азнавур, это делал и Адамо.
— Впервые в Японию Мориа поехал на гастроли в 1969 году и бывал практически ежегодно, пропуская несколько лет в конце 1980-х — начале 1990-х. Тридцатилетие карьеры отметил там же в 1996 году.
— И правильно сделал. В Японии он был гораздо чаще, чем в других странах. Вообще японский рынок сродни американскому. Когда на радио выскакивают одна—две вещи, после этого должно быть выступление иначе никакого продолжения не будет.
— А у нас вышли всего четыре пластинки оркестра.
— Первые две — государственные пиратские, а потом после концертов еще две по лицензии фирмы "Филипс" — сборник "Под музыку Вивальди" и "Бабье лето".
— Пластинка "Музыка из кинофильмов" отличалась ужасным качеством звука — ее передрали с заигранного оригинала. А пластинка "Оркестр Поля Мориа" вообще первоначально была записана для Америки. С "Бабьем летом" они опоздали на пять лет...
— Это не важно. Спасибо на том, что все это выпустили. Но если первые две можно было печатать любым тиражом, то лицензионные печатали гораздо меньшим.
Однако в начале 1980-х музыка Мориа стала звучать реже, появился "черный список". Но об этом я знаю мало.
— Когда вы подошли к Мориа после пресс—конференции, вы заговорили с ним как с обычным артистом?
— Нет, не как с обычным. Уже тогда мое отношение к Мориа было достаточно пиететным, проникнутым большой симпатией и уважением. Мориа тем и был хорош, что он был явный экспериментатор. В этой достаточно сладкой, достаточно заштампованной и неизобретательной оркестровой музыке, которую можно назвать фоновой (не зря же ее называли музыкой для лифтов и супермаркетов) Мориа был во сто крат изобретательнее, чем большинство его коллег. Он был и аккомпаниатором, и солистом, и композитором достаточно разным и таким узнаваемым. Я считаю, песню "Chariot" (Колесница), которую он для Петулы Кларк написал — это, пожалуй, его самый большой хит, даже больший чем "Love is blue". И Джеймс Ласт по сравнению с ним — замечательный профессионал, но не более.
— На концерт Джеймса Ласта вы ходили в 1972 году?
— Да. Но я не был большим его поклонником. Для чего-то нужно было три минуты его внимания, после чего мы попрощались. Тогда я шел к нему от радио, но не был штатным корреспондентом.
— Какие впечатления оставил о себе Поль Мориа во время интервью?
— Видно было сразу, что он очень интеллигентный, очень открытый человек. И очень опытный с журналистами. На все мои вопросы отвечал очень охотно, но в 1978 году лишних вопросов в прослушиваемой гостинице ему не задавалось.
Когда с ним разговаривал, чувствовалось что разговариваешь не с артистом, а разговариваешь с функционером — человеком, который видит всю картину значительно шире. В диалоге он проявлял себя артистом, очень увлекающимся, заводным человеком, но при всем при этом он показывал себя очень грамотным политиком. Его формулировки были достаточно обтекаемые.
— На каком языке вы с ним говорили?
— С детства английский язык я знал очень хорошо, знаю также французский. Надо сказать я тогда уже был достаточно рисковый малый. И когда пришел на интервью, думал, что буду его спрашивать по-английски, а он мне будет отвечать по-французски. Понимал я в то время французский вполне прилично, и считал, что как-нибудь да разберусь. Вначале Поль Мориа отвечал мне по-французски, и говорил он замечательно. Я уже тогда отметил для себя, что если бы он не был музыкантом, то он мог быть прекрасным телевизионным ведущим, или прекрасным диск-жокеем на радио.
— В Японии он сам объявлял на японских концертах номера, заучивал целые фразы.
— Уверен, он делал это запросто. Есть люди, у которых сама манера говорить к ним располагает. Так вот, у него была хорошая энергетика разговора, он прекрасно интонировал. И когда с тобой хорошо говорят, следующий вопрос вытекает из сказанного, значит начинаешь реагировать, задавая новый вопрос. И мне переключаться на английский уже трудно, соответственно, я начинал задавать следующий вопрос на французском, но достаточно корявом, потому, что с французским языком работал я хоть и очень много, но сам почти не говорил на нем. И вот так мы с ним бойко проговорили час с копейками. Он увлекался разговором, по разговору было слышно как он думает. А когда наблюдаешь мышление, это очень здорово подкупает. Поль Мориа очень обаятельным был человеком — это точно.
— Сам Поль Мориа не спрашивал вас о чем-то?
— Без микрофона он много о чем спрашивал. Но вел он себя очень осторожно. В режимной гостинице микрофонов хватало и без нашего студийного.
— Как сложилась судьба вашего интервью?
— Я это интервью брал для часовой передачи на Первой программы. В нее вошла половина или даже четверть всей беседы. Кстати, участником передачи был также Сергей Никитин, интервью с ним я записал у него дома. Тогда же он рассказал про то как Поль Мориа делал обработку песни "Под музыку Вивальди".
— После вашего знакомства с маэстро вы переписывались?
— Он мне подарил свой новый диск "Overseas call" с размашистым автографом, выполненным толстым фломастером. А тогда в гостиницу я взял с собой две пластики – свеженький диск 1977 года "C'est la vie" и красная советская пластинка. Она расписался на них обеих.
— Про вашу советскую пластинку он не задавал вопросов, откуда это?
— В 1978 году СССР уже как пять лет вошел в бернскую конвенцию по авторскому праву, а "железный занавес" был тогда практически непроницаемым. И, опять же, Мориа лишних вопросов старался не задавать. Тем более я не был директором фирмы "Мелодия".
— На скольких концертах Поля Мориа вы были? Что-нибудь интересное расскажите?
— Я был на двух концертах. Первый состоялся в день интервью, 24 января. Начало концерта было какое-то жесткое, очень резким был звук. Звукорежиссер Доминик Понсе потом привел его в соответствие. Выяснилось, что в Японии пострадала от удара их эхо—камера, а на втором концерте они подключили эхо-камеру зала "Россия". Когда наши им ее передали, они как-то с грехом пополам ее подключили к своему оборудованию. Вообще, тогда Понсе впервые работал как звукорежиссер на концертах. Он проехал с оркестром в две страны — вначале в Японии сделали 54 концерта, оттуда они вернулись на один день в Париж и потом полетели в Москву.
— Знаком ли вам был ведущий на концерте?
— Ведущим был Александр Пучкин. Он представлял Поля Мориа. Представление сводилось к тому, чтобы один раз выйти в первом отделении сказать три фразы и точно также выйти во втором после перерыва. Петя был такой очень приятный парень, работал в питерском Госконцерте. Но почему-то его вызвали вести концерт в Москве.
А на второй концерт мне с женой дала билеты жена Мориа, Ирэн — милейшая дама.
— Тогда состоялось семь концертов в Москве, но почти никакой информации не было.
— И у меня не было ощущения, что концерты шли чередой. Вообще тогда была практика делать один или два концерта закрытыми. Даже родной "Иллюзион" выдавал на афишные тумбы только советские фильмы — сеансы западных фильмов не афишировались.
— Известно, что они находились в Москве целую неделю.
— Им делали экскурсии по городу, возили в Архангельское, возили еще куда-то.
— Где жили музыканты Поля Мориа?
— Не думаю, что они все жили в "Метрополе", их же было очень много.
— Спасибо Григорий Александрович за интересную беседу. Примите в подарок французскую биографию Поля Мориа с его личным автографом.
— Благодарю за столь неожиданный подарок, хотелось бы прочитать ее также и на русском языке.
— Постараемся, тем более эту книгу хотели бы видеть многие поклонники Поля Мориа!


Новости фан—клуба Поля Мориа 2008/01/26
НОННА ХАДИКОВА: "МНЕ ХОТЕЛОСЬ ВНОВЬ УВИДЕТЬ ПОЛЯ МОРИА В МОСКВЕ"
записал Дмитрий Жуков

Нонна Германовна Хадикова — один из старейших сотрудников главной концертной площадки страны — Государственного центрального концертного зала "Россия". Её тут знают все. Наша встреча состоялась в старом здании, на Варварке в 2005 году, там где в январе 1978 года Поль Мориа со своим оркестром давал серию единственных московских концертов.

У нас немного времени, — сразу предупредила Нонна Германовна, — Сейчас идут репетиции, начальники вызывают.
— Нонна Германовна, вы давно работаете здесь, чем вы занимаетесь?
— Я работала много лет на телевидении, в музыкальной редакции. В 1976 году я пришла работать сюда. Потом, через два года приехал Поль Мориа. Я отвечала за концерты как редактор. Чтобы был звук, чтобы был свет, чтобы была убрана сцена, чтобы музыканты все собрались.
— Ваши впечатления о нем?
— Он очаровательный был. У нас состоялись подряд несколько его концертов. Каждый раз он приходил в зал примерно в часа три, музыканты уже сидели на своих местах. Просто врывался на сцену в дубленочке коричневого цвета. Помню, он бросал ее и шарфик, так, небрежно на кресло и шел сразу репетировать.
Он, конечно, великолепный пианист. У него были тонкие пальцы, руки великолепные. Я таких рук никогда не видела. Сам он был тоненький и когда садился за рояль его пиджачок просто болтался. Он его снимал, так же небрежно бросал, и репетировал программу в свитерочке и рубашке. И начинал репетировать. Поиграет, поиграет, потом выбегает и дирижирует очень красиво, артистично. Он репетировал почти до самого конца, чтобы только успеть переодеться и выйти на сцену перед зрителями.
Когда приходил, однажды сказал по-русски: "Здравствуете". Я ему: "О! Вы знаете уже русский язык?". А он смеется. На репетиции все приговаривал: "Нонна, Нонна, где моя Нонна"? Дирижирует и ищет меня глазами. Ему нужно было на кого-то опереться, чтобы кто-то сказал, что все нормально, все хорошо, начинаем наш концерт. После концерта он всегда заходил прощаться: до завтра и обязательно поцелует и обнимет. Необыкновенный был человек. Поверьте, в своей жизни я не встретила второго подобного музыканта и человека.
— Телевидение снимало его концерт?
— Вроде нет. Может быть, был кто-то из новостей. Я не придавала этому значения.
— На концерте зал реагировал спокойно?
— Нет, не спокойно. Во-первых, у него все время были разные программы. Зрители приходили почти одни и те же. Среди них были и музыканты.
Знакомые мелодии срывали очень громкие аплодисменты, как у нас умеют. И это его очень восхищало. А когда на концерте ему принесли целую корзину цветов, он был очень растроган, и тогда он сам стал аплодировать залу!
Ко мне подошла переводчица и спросила: "Поль Мориа интересуется действительно ли зрители знают его музыку?" Я ответила, что у нас очень хорошо знают и любят несколько его произведений. Ему было приятно это узнать. Уходя, он сказал, что русские люди ему очень нравятся, что русские умеют встречать, что русские правильно понимают музыку.
— По-вашему как можно назвать то, что он делал в музыке?
— Поль Мориа создавал настоящий симфоджаз. Зрители счастливыми выходили после концертов. Сейчас такое уже очень редко увидишь. Сейчас редкий музыкант может так восхитить.
— Звук во время концерта был хорошим?
— Звучание на его концертах было великолепным. Вообще, у маэстро был удивительный слух. Я помню как его музыканты репетировали и играли не в полную силу, а этого он не признавал и всегда требовал от них: "Я не слышу, я не слышу мелодии". И когда он указывал пальчиком вверх это значило, ага!, уже сделал замечание.
— Было что-то что еще его приятно удивляло?
— "Я "Россию" никогда не забуду" — сказал он мне через переводчицу. Ему нравился наш прием. Работники зала его встречали уже у входных дверей с улыбками, хотя видели его все в первый раз в жизни. Таким он был особенным человеком.
Я слышала, что в самом начале у них возникла проблема с инструментами, которые задержались по пути в Москву. И тогда наши бегали и искали инструменты, просили музыкантов их одолжить.
Однажды днем он прибежал к нам такой воодушевленный, такой счастливый. Он что-то рассказывал по-французски, а мы, конечно, не могли понять о чем он говорит. Когда пришла переводчица, она сказала, что они были на Красной площади и там ему очень понравилось.
— Что приятно удивило в Поле Мориа лично вас?
— Когда он услышал мое имя, то с таким восторгом сказал мне: "Запомни навсегда, что "нона" — музыкальный интервал".
Должна сказать, что Полю было очень приятно, когда я его встречаю.
Он даже приходил за кулисы и спрашивал меня через переводчицу: "А вы сейчас слушали музыку Поля Мориа". Я отвечала: "А как же! Я же здесь сижу". Переводчица: "А он посвящал ее вам".
— Вот это да!
— Бывает, люди оставляют собою какой-то след в душе. Работая с артистами, кому-то отдаешь больше своих симпатий, кому-то меньше. А вот к нему чувствовалось какое-то неравнодушие. Помню, я бежала на работу, на его концерты, и эти несколько дней для меня были настоящим праздником! Как музыкант он был очень собранный, и я понимала, что если я опоздаю, он будет нервничать. Незнание языка — это всегда очень серьезный барьер. Но работая с ним, я легко понимала по его мимике, по его действиям, что происходит на сцене и то что ему хотелось бы. Возникало ощущение, как будто он понимает русский язык, а я — французский.
А после тех концертов я не могла долго заходить на сцену, которая, казалось, опустела. Вот здесь сидел оркестр, вот этот рояль и он выбегал с такой энергетикой.
Я очень хорошо помню его жену. Она была создана для Поля и как бы растворялась в нем: по особенному смотрела на него, показывала ему жестами. Она, должно быть, счастливая женщина.
— Удивительные воспоминания!
— А простились мы очень грустно. Тогда к нам, работникам зала, очень строго относились, когда приезжали иностранные гости. Сразу после последнего концерта был банкет, но его не разрешили проводить здесь, в "России". И все же Поль Мориа с музыкантами его устроили в комнате на втором этаже. Ко мне тогда подошел один человек и сказал: "Я думаю, что вы не поднимитесь туда". Мне же пришлось ответить: "Конечно, нет, я по банкетам не хожу".
Когда Поль Мориа мне сказал: "Мне хотелось бы, чтобы вы появилась в нашей комнате", я ответила, что, наверное, прийти не смогу, потому что у нас начинается новая программа. Он удалился, как вдруг мне приносят от него поднос с шампанским, конфетами и с синей косынкой с его автографом. Я не смогла сдержать слез в тот момент.
Я дождалась окончания банкета и была единственной, кто вышел его проводить на крыльцо перед служебным входом. "Когда вы будете в Париже, обязательно навестите его" — последнее что сказала переводчица. Я же сказала переводчице, чтобы она ему передала, что мы будем его всегда ждать в концертном зале "Россия".
Несколько раз я бывала в Париже, и только однажды мне на глаза попалась афиша, где было написано его имя. Естественно, время было другим и я не знала французского. Ну, хорошо, — я подумала, — как это произойдет? Что приду и скажу? Здравствуйте, я ваша Нонна?
Не представляю, мне казалось, что он будет вечным. Удивить меня уже ничем нельзя было. Я работала на телевидении, где мимо меня прошла целая галерея артистов известных и великих. Но вдруг появляется Поль Мориа — это что-то особенное. Я думаю, что если бы кто-нибудь когда-нибудь ему сказал вспомните концерты в Москве, в "России", и сказал обо мне, я думаю, что сейчас бы он не вспомнил бы лица, но он вспомнил бы свои ощущения.
— В декабре 2002 года оркестр снова приезжал в Москву и выступал в Государственном Кремлевском дворце. Но без Поля Мориа.
— Я тогда уезжала. Но если бы я знала, что он сам здесь, то туда бы я обязательно пошла.

Новости фан-клуба Поля Мориа 2010/10/20
КАК ПОЛЬ МОРИА СОЧИНИЛ "QUAND FERA—T—IL JOUR, CAMARADE?"
Записал Дмитрий Жуков

Виктор Юрьевич Мартынов более 35 лет проработал в журналистике, оставался в течение долгих лет авторитетным профессионалом для своих молодых коллег. Жизнь подарила ему много разнообразных контактов. Особо памятными для него стали знакомства и дружба с блестящими французскими артистами. Дочь Виктора Юрьевича, Галина Викторовна Хомчик, сама стала популярной исполнительницей авторской (бардовской) песни.

— Виктор Юрьевич, как вы начали свой путь в журналистике?
— Он начался с Иновещания в 1955 году, во французской редакции Московского радио. Я был одним из четырех ведущих репортеров. После радио перешел работать на телевидение, где в начале 1960-х представлял всех звезд французского кино и эстрады, приезжавших в СССР. В 1963 году перешел в Агентство печати "Новости". В агентстве я работал с журналистами, представляющих прессу Западной Европы. С того времени я часто бывал в командировках в этих странах.
— То есть, уже тогда вы начали совмещать работу и общение со "звездами"?
— Верно. У меня есть фотографии некоторых из них. Смотрите сами. Во время работы Второго Московского международного кинофестиваля я познакомился с киноактерами Жаном Марэ (Jean Marais) и Одиль Версуа (Odile Versois). А когда я только-только договорился об интервью с Джиной Лолобриджидой (Luigina Lollobrigida), вдруг вокруг набежала целая толпа журналистов. Но пригласил-то ее ведь я!
В студии Центрального телевидения на Шаболовке, представляя телезрителями Ива Монтана и Симону Синьоре
Здесь на следующем фото я с певицей Рэне Люба. А вот фото с Ивом Монтаном (Yves Montand) и Симоной Синьоре (Simone Signoret), я их представляю в телепередаче. В 1957 году во время Четвертого международного фестиваля молодежи и студентов в Москве, будучи сотрудником радио я сопровождал Ива Монтана во время его гастролей здесь и тогда очень подружился с ним. Через несколько лет, в 1966 году во время командировки в Монте-Карло мы снова встретились с ним. В то время в Монте-Карло проходил чемпионат мира по автогонкам. Накануне гонок я заметил на трассе какую-то машину. На кронштейне была закреплена камера, а рядом в костюме гонщика стоял Монтан. Это были съемки фильма "Grand prix" ("Большой приз").
— Наверное, вы также были знакомы с известными людьми и в нашей стране?
— Когда я работал на телевидении, я был одним из создателей и первым ведущим еженедельного тележурнала "Эстафета новостей". Это был прообраз современной программы "Время". В этой передаче рассказывалось о достижениях науки и техники, в ней принимали участие известные ученые и космонавты, членом редколлегии был космонавт Юрий Гагарин, с которым я очень подружился.
Маршала СССР Георгия Жукова я встречал во время съемок на его даче. Мы работали над документальным фильмом о нем.
Однажды брал интервью у Патриарха Московского и Всея Руси Алексия I (Симанского) в Елоховском соборе в Москве. Это был выдающийся человек — он знал 12 языков и разговаривать с ним было необыкновенно интересно.
В начале 1960-х я работал в Центральном комитете профсоюзов работников культуры, где занимался возрождением международной организации журналистов. Тогда познакомился с Даниилом Федоровичем Краминовым, нашим известным журналистом, работавшим военным корреспондентом при штабе союзников в годы войны, потом редактором газеты "Правда" по международным вопросам. А в то время он был вице—президентом международной организации журналистов.
Немного отвлекусь. А вот уникальная фотография, сделанная в Пекине, когда я работал как переводчик на интервью с Джоу Эн—Лаем (Chou En-lai), премьер-министром Китая еще при Мао Цзэдуне (Mao Tse-Tung). Этот человек в совершенстве владел французским!
— Виктор Юрьевич, как произошло ваше знакомство с французской певицей Мирей Матье (Mireille Mathieu)?
— Я оказался первым советским человеком, которого Мирей встретила в своей жизни. Она не знала вообще ничего о нашей стране, даже не могла себе представить, где она находится.
Так вот, в 1963 году я начал работать в Агентстве печати "Новости" (АПН), в редакции прессы Западной Европы и курировал французскую прессу, включая журнал "Пари Матч" (“Paris Match”). Их журналисты приезжали в Советский Союз и я был их сопровождающим повсюду, помогая им делать репортажи. Потом наши совместные материалы выходили в журнале "Пари Матч".
Я был дружен много лет с их журналистом и фотографом Андрэ Лефевром (Andre Lefebvre). Мы сделали шикарный репортаж о праздновании Пасхи в Троице—Сергиевой лавре. В журнале он вышел на нескольких разворотах и имел успех. После этого мы много с ним ездили по стране, где только не были!
И вот, в 1966 году руководство журнала "Пари Матч" пригласило меня на два месяца в Париж. Мне рассказали, что журнал "запустил на орбиту" новую певицу — Мирей Матье, и предложили меня "подключить" к ней. Я ответил согласием.
&Пока Мирей Матье готовилась к концерту в зале "Олимпия" (music hall “Olympia”), я с журналистами из "Пари Матч" встречал всю ее семью на вокзале. Мы с ними гуляли по Парижу, я их много снимал. У меня хранятся эти слайды.
В Париже я побывал на ее концертах в "Олимпии", которые шли в сопровождении оркестра под управлением Поля Мориа (le grand orchestre de Paul Mauriat). Тогда же я познакомился с импресарио Мирей — Джонни Старком (Johnny Stark), с тех пор мы с ним дружили.
— И вы, конечно, встречали Мирей Матье во время ее триумфального визита в СССР летом 1967 года.
— Да. Заместителем главного редактора "Пари Матч" был замечательный журналист Жан—Поль Оливье (Jean-Paul Ollivier). Он просил мое руководство, чтобы меня откомандировали в помощь двум журналистам "Пари Матч", которые приехали вместе с ней. Я был на ее концертах в Москве и Ленинграде. Но в Казань я не поехал.
— В советское время была довольно известна в исполнении Мирей Матье песня композитора Поля Мориа "Когда рассвет, товарищ?" (“Quand fera-t-il jour, camarade?”). Она была записана во Франции, исполнялась Матье на сольных концертах, а также совместно с хористами Ансамбля песни и пляски Красной Армии. Но самое первое исполнение этой песни состоялось в Ленинграде. Когда-то вы сами писали в музыкальном журнале "Кругозор" как она появилась на свет. Расскажите подробнее эту историю.
— Поль Мориа сочинял эту песню на моих глазах, когда мы жили в гостинице «Астория». Я приходил на завтрак, а он уже сидел за роялем и по ноткам собирал мелодию.
Песни предшествовала книга с одноименным названием, которую написал Жан-Поль Оливье. Надо сказать, книга написана замечательно, несмотря на то, что он был очень наивным человеком. Французы ничего не знали про русскую революцию, даже мы ничего не знаем до конца.
«Когда рассвет, товарищ?» — книга о роли Ленина в революции. Работая над своей книгой, Оливье воспользовался опубликованными выступлениями Ленина, вложив их ему в уста. И правда, Ленин писал как говорил, поэтому не приспособившемуся человеку всегда очень трудно читать его выступления — это абсолютно разговорный стиль.
Собирая материалы Оливье приезжал в Москву и просил меня помочь ему. Я возил его в Красногорск, в архив кино-фотодокументов. Там нам отрыли такие архивы, в которые вообще никого не пускали. В этой книге впервые опубликованы многие уникальные фотографии деятелей революции и даже молодого Троцкого. Можно сказать, что я почти соавтор книжки. У меня храниться экземпляр с его дарственной надписью.
— Про эту книгу, наверное, в Советском Союзе никто и не знал, кроме вас.
— Да! Я ее даже начал переводить, но бросил. В то время выпустить эту книгу было невозможно, одна фамилия Троцкого уже закрывала возможность ее издания.
Однако, будучи наивным человеком, Оливье описал как было на самом деле, что Троцкий по популярности был почти таким же как Ленин. Это при Сталине Троцкого пытались вычеркнуть из истории, и даже на негативах тушью замазывали его изображение!
— Каким тиражом выходила книга во Франции?
— Тираж был небольшой. Но она была издана в престижном издательстве "Робер Лафон" (publisher’s house "Robert Laffont"). Здесь написано, что она вышла из печати 30 января 1967 года.
— Выходит, стихи были написаны после выхода книги. Вы знаете, как их передали Полю Мориа?
— Предисловие к этой книге написал Гастон Боннэр (Gaston Bonheur), который, по-моему, был французским коммунистом. Он писал, и вообще он был хорошим поэтом и другом Жана—Поля Оливье. Перед поездкой в СССР именно Жан-Поль попросил Поля Мориа написать музыку для песни, зная что они будут в Ленинграде. Пока Поль сочинял у меня родилась идея, чтобы первое исполнение сделать на палубе крейсера "Аврора". Я тогда сказал Полю об этом. Обладая определенной пробивной силой, я смог организовать это выступление. Как только песня была готова и отрепетирована за роялем в ресторане гостиницы "Астория" Мирей Матье исполнила ее на крейсере. Все это снимало Ленинградское телевидение, но, кажется, пленку они запороли, так как ту запись ни разу не показывали. В тот день было холодно и ветрено, и мы боялись, как бы Мирей не простудилась. Но она замечательно спела с первого раза.
Мирей Матье подарила мне перед отъездом в Казань одну из своих первых фотографий. Здесь написано: "Моему большому другу Виктору огромный поцелуй. Мими." (“A mond grand ami Victor… Mimi”), 22 июня 1967 года.
Каждый раз, когда она приезжала, я с ней созванивался накануне и она обеспечивала мне пропуск.
— С Полем Мориа вы поддерживали связь?
— Другая моя встреча с Полем Мориа состоялась в Париже. Я не мог присутствовать на его концертах в Москве, поскольку три года находился в командировке в Африке. А в 1979 году оказался в Париже и набрал его номер телефона. Удивительно, что Поль Мориа меня сразу же узнал. "Ты меня обижаешь, Виктор! Ты в Париже?" — произнес он. Я сказал да. "Приезжай". И дал мне свой адрес. Я приехал к нему, поднялся в студию. Мы долго говорили. Он спрашивал меня как и что. Сначала я рассказывал про себя, потом он рассказывал про себя. Очень много мне говорил про Японию — он уже несколько раз съездил в Японию с концертами. Говорил о том, что у этого народа совершенно другая, высочайшая музыкальная культура, японцы удивительно тонко понимают и слышат музыку. "Я очень люблю туда ездить, потому что зал просто дышит, когда я играю". Он добавил, что ездил и еще хочет туда поехать. Потом он объяснил как он работает и показал свой синтезатор. Это в ресторане гостиницы "Астория" в 1967-м, он сочинял музыку на рояле, а здесь, в Париже, зaпускает ударную группу на синтезаторе, создавая ритм и по нему как на пяльцах "вышивает" мелодию. Так я у него пробыл битый час. Он подарил мне несколько своих пластинок, которые смог найти. На одной по моей просьбе он расписался. Вот эта надпись: "Pour Galina: Hope to see you soon in Moscow. Mauriat" (Для Галины: Надеюсь вас увидеть скоро в Москве. Мориа). 23 мая 1979 г.
— Уникальная подпись. Здесь Поль Мориа выразил надежду, что приедет снова в Москву. Что вы можете сказать о своем личном контакте с ним?
— Поль был человеком с огромным обаянием. Это было море обаяния. Он был абсолютно естественным. В нем не было ни капли фальши. Он был всегда сам собой. Это очень редкое качество в людях.
— Удивительно как вам удавалось достаточно свободно перемещаться за границей? За вами наблюдали органы Госбезопасности?
— Во-первых, мне доверяли. К тому же Агентство печати "Новости", где я почти тридцать лет проработал, считалось чуть ли не филиалом КГБ.
— У вас есть фотография с Каравелли, 1981 год, когда он давал концерты со своим оркестром в Москве. Расскажите, как вы с ним познакомились?
— На концерте я пришел к нему за сцену, представился. Он — типичный итальянец, такой веселый. И еще сказал бы чуть-чуть приблатненный по его манере держаться. Мы с ним поговорили и я ему сообщил, что у меня дочка — начинающая певица, и я хочу ее познакомить с ним. Он мне: "Конечно, приходите вместе". На другой концерт я пришел с Галиной.
— Вы познакомились с Каравелли. А продолжение последовало?
— Нет. Мне с ним было совершенно не интересно. Я сделал это для дочки.
— Но с Мирей Матье совсем другая история.
— Да, во-первых, она мне была всегда очень симпатична. И мне действительно нравилось как она поет. Кроме того, шефство, которое оказывал "Пари Матч" Мирей передалось и мне…
— В 1960-х годах Поль Мориа плотно сотрудничал с Шарлем Азнавуром (Charles Aznavour), чего стоит их совместное творение — "La boheme"! Как вы с ним познакомились с ее автором?
— Впервые с Азнавуром я встретился еще во время Второго Московского международного кинофестиваля. В первый приезд Шарля Азнавура на гастроли в Советский Союз в конце 1980-х к нему пробиться было невозможно. Я пришел в гостиницу, позвонил по внутреннему телефону Левону Саяну (Levon Sayan) и сказал, что я друг покойного Джонни Старка. И — все! Саян немедленно мне сказал подниматься в номер и принял с распростертыми объятиями. Он сказал мне: "Друг Старка — это мой друг". Таким образом я получил полный доступ к Азнавуру и был на всех его московских концертах. В это время я устроил ему с Саяном персональное посещение Кремлевских палат. Экскурсовод их водил всюду, а в одной комнате Шарль Азнавур даже сидел на троне Ивана Грозного. Мы с были на "ты" с того раза. Шарль был не часто в Москве, но каждый раз мы с ним встречались.
— Какой был бы интересный кадр на троне!
— Можно было сделать, но мне в голову это тогда не приходило. Вообще сколько этих интересных моментов у меня было… Счастье, что меня с Юрой Гагариным кто-то сфотографировал.
— Ну а каков главный секрет всех ваших успехов?
— Секрет один: не имей сто рублей, а имей сто друзей.
P.S.
Мирей Матье в своих интервью часто упоминает о своем большом друге из России, Викторе. Так вот, тот самый Виктор — никто иной, как Виктор Юрьевич Мартынов.
 

Прямая речь 2015, июнь
В КОМПАНИИ С ПОПОЛЬ И МИМИ (публикация посвящена 90-летию Поля Мориа)
Виталий Лесничий

Журналист и переводчик Виктор Мартынов рассказал о своих встречах со знаменитыми французами – Полем Мориа и Мирей Матьё

Отечественное ТВ без Поля Мориа – что французская музыка без маэстро, которому 4 марта исполнилось бы 90 лет. Это имя стало синонимом популярных передач "В мире животных", "Кинопанорама", "Прогноз погоды" после программы "Время", музыкальной картинкой к которым служили исполненные оркестром мелодии "Жаворонок" ("Alouette"), "Прости мой детский каприз" ("Pardonne-moi ce caprice d’enfant"), "Токката" ("Toccata"). Кстати, Поль Мориа с композицией "Love is Blue" – пока единственный француз, которому покорилась вершина американского хит-парада. Один из немногих наших соотечественников, кому посчастливилось пообщаться с ним, – Виктор Мартынов. В 60-е годы прошлого столетия их познакомила также горячо любимая у нас француженка – Мирей Матьё.

С чистого листа Мирей
Мой собеседник – журналист, переводчик, писатель. Французский для него – язык, на котором он думает. В середине 60-х влиятельный французский журнал "Пари Матч" пригласил талантливого репортёра на стажировку. Это был, скорее, ответный жест. Пребывая в штате Агентства печати "Новости", Виктор несколько лет содействовал французам в организации репортажей на модную и популярную тогда космическую тематику – Гагарин, Титов, Леонов… Для оперативности многие эксклюзивные материалы с уникальными снимками отправлял в "сумке пилота". И французы уже на следующий день одновременно с нашей прессой взрывали мир очередной сенсацией.

Париж 1966 года поразил советского журналиста обилием рекламы, иллюминации и тёплым редакционным приёмом: шикарная гостиница у Елисейских Полей, "Peugeot 404" напрокат… Вручая ключи от машины, предупредили, чтобы он не забивал голову штрафными квитанциями и относил их для оплаты в редакцию. При скромных советских суточных в размере пятидесяти франков французские коллеги выдали на расходы тысячу франков со словами: "Как закончатся, обращайся ещё!". Виктор жил полной редакционной жизнью: интервью, расшифровки, планёрки, летучки, сдача материала. Раз в неделю к подписанию номера приезжал владелец – медиамагнат, "текстильный" и "сахарный" король французской индустрии Жан Пруво. Просматривал разложенные на полу полосы и оценивал вёрстку. Если выпуск нравился, заказывал для всей редакции ящик шампанского (!). На предложение русского репортёра концерта в "Олимпии". В редакции мне поручили встретить на вокзале всю семью, которая приехала на концерт. Можете себе представить, как это выглядело, когда с поезда на платформу вышли родители и 16 детей, включая грудного ребёнка, которого мать несла на руках. Старк такой выход в свет использовал специально, чтобы привлечь внимание публики к Мирей. После концерта он сразу повёз меня к ней домой, где никто из посторонних никогда не бывал.
– Виктор Юрьевич, какое первое впечатление на вас произвела певица?
– Продюсер поселил её в шикарных апартаментах вместе с тёткой и старшей сестрой. Тётку звали Ирена, и приехать в Советский Союз лукаво подмигнул и беззлобно ухмыльнулся: "Боюсь, меня неправильно поймут…".
Однажды Мартынова как журналиста "Пари Матч" представили импресарио Джонни Старку. К тому времени продюсер раскрутил французскую рок-звезду Джонни Холлидея и взял себе новую подопечную – Мирей Матьё, впервые увидев её в телевизионном шоу, аналоге современного российского "Голоса". Выступление вызвало фурор! Критика и публика в один голос заговорили: новая Эдит Пиаф. Старк решил сделать из 19-летней девушки ни на кого не похожую Мирей Матьё. Ради её звезды даже оставил Холлидея на пике популярности.
– Я приехал в Париж накануне её первого сольного она, как позже сказала Мирей, в меня влюбилась. Но мне было 36 лет, а ей – за 40… Так что о развитии отношений я не помышлял. А молодая Мирей, с большими глазами и неповторимой чёлкой (кстати, как элемент имиджа её также придумал Старк, а потом подхватили все женщины СССР – Ред.), слушала мои рассказы о Советском Союзе, о котором ничего не знала, и просила показать его на карте. Она же выросла в глубинке. Отец – каменщик, мать – домохозяйка... Многодетная семья, в которой Мирей – старший ребёнок. Чтобы помогать матери по хозяйству и в воспитании младших братьев и сестёр, бросила церковно-приходскую школу. Она даже читала с трудом. У неё был только потрясающей силы голос. Старк начал лепить образ буквально с чистого листа. После того как купил большой дом в Авиньоне, её семья распрощалась с бедностью. Для Мирей импресарио нанял педагогов по музыке, сольфеджио, литературе, истории, географии… Как-то на репетиции я наблюдал, как он её одёргивал: "Не кричи… Не ори… Пой!". Джонни для Мирей стал всем – воспитателем, наставником, отцом. Не был только любовником. И в конце концов она избавилась от подражания Пиаф и стала "государственным голосом Франции". Смерть Старка сильно подкосила Мирей. Замены ему она так и не нашла и продюсером пригласила свою вторую по старшинству сестру Кристину.
– Но за славу и успех пришлось заплатить высокую цену. Старк связал её контрактом, который исключал даже намёк на личную жизнь…
– Её жизнь была регламентирована и расписана по часам. Передвигалась только на машинах. Как правило, её сопровождала приставленная пресс-атташе Надин – рыженькая бестия, которая окружила Мирей непробиваемой стеной. Да, Матьё по-прежнему не замужем. Но одно время пресса писала о её романе с канадским певцом Полом Анкой. Она мне о нём ничего не говорила.
– Ходили слухи, что она была в близких отношениях с президентом Франции – Миттераном…
– Кто вам такое сказал? Это грязные сплетни.
– У нас в стране вы встречались?
– Редакция "Пари Матч" попросила меня сопровождать её уже на первых гастролях в 1967 году. С тех пор каждую поездку Мирей в СССР встречал и провожал её в аэропорту. После концерта она со всеми цветами обязательно просила отвезти её в Храм Николая Чудотворца в Хамовниках. Он ей чем-то напоминал Собор Василия Блаженного, возможно, своими разноцветными куполами. В тишине, подальше от любопытных глаз, к иконе подносила цветы, сосредоточенно читала молитву: считала себя обязанной отдать таким образом дань уважения пребыванию здесь. На гастролях, как правило, всегда жёсткий график. Поэтому всё свободное время занимали репетиции. По магазинам ходить было некогда. К тому же её везде узнавали, чего она не любила. Ужинали мы, по сложившейся традиции, в "Национале", при свечах.
– Француженке, наверное, сложно было что-то выбрать в меню советского ресторана, особенно в условиях всеобщего дефицита?
– Неправда, там было всё. К тому же детство Мирей прошло в бедности. Она не знала в еде излишеств и не была избалована, но в Париже меня обязательно водила в "Дом трюфелей", где угощала деликатесом, который тоже очень любила.
– Мирей у вас на глазах превратилась в звезду. Популярность, слава сильно её изменили?
– Она поменялась кардинально. У неё появилась уверенность в себе. Но это произошло не из-за популярности, а благодаря образованию, которое она получила. Никогда не замечал за ней звёздной болезни – высокомерия, светского снобизма. Скорее, наоборот, она избегала внимания. Мне она всегда казалась даже немного скованной. Вспоминаю такой случай. В 1991-м посол России во Франции и мой друг детства Юрий Рыжов устроил концерт в посольстве. Я по старой дружбе предложил позвать Мирей. Он такого поворота не ожидал. К ней тогда было не пробиться. А она, как я и предполагал, ответила: "Нет вопросов!" и дала согласие выступить, не попросив даже гонорара. Её ласково называли Мими. Она любила проявлять внимание. Всегда привозила в подарок тростниковый сахар, хороший кофе, а в Париже угощала обедом и нагружала гостинцами.
Скромняга Поль
– При каких обстоятельствах она познакомила вас с Полем Мориа?
– На первых же гастролях в Ленинграде Пополь, как его называли французы, дирижировал оркестром, с которым Мирей Матьё тогда выступала. Нас вместе поселили в гостинице "Астория". Накануне редакция "Пари Матч" попросила композитора и дирижёра написать мелодию к словам Гастона Бонёра "Когда рассвет, товарищ?". Поэт-коммунист был большим другом журнала. В стихотворении речь идёт об "Авроре", в 1917 году возвестившей своим выстрелом о наступлении новой эпохи. Помню, спускаюсь утром на завтрак в ресторан, а Поль уже за единственным в гостинице роялем "подыскивает" мелодию. Подобрал быстро. Когда подошла Мирей, тут же позвал её к инструменту, дал листок с текстом, и они стали петь песню. А у меня в это время родилась идея – записать первое исполнение на палубе настоящего крейсера.
Французы восприняли её с энтузиазмом. Позвонил на Ленинградское телевидение, договорился о съёмке, в назначенный день все приехали, Мирей встала у самой пушки.
Несмотря на прохладную и ветреную погоду раннего утра, она мужественно впервые исполнила эту песню, что и записали на плёнку. Был уверен – запись скоро появится на экране, но не дождался. Когда позвонил в студию, ответили, что с плёнкой что-то случилось. Так телевизионщики запороли сенсацию.
– Каким вы запомнили Поля Мориа?
– Он был скромнее рядового француза. Его скромность мне казалась даже наигранной, утрированной… Но нет: в нём она была абсолютно естественной. Представить его продвигающимся локтями вперёд невозможно.
Наоборот, сам пропустит впереди себя 10 человек. Во время гастролей не помню его праздношатающимся.
Всё время чем-то занимался в зале: проверял акустику, настраивал вместе с музыкантами инструменты, репетировал. Следующая наша встреча произошла лет через пятнадцать. Я приехал в Париж, достал старую аписную книжку и набрал номер, слабо надеясь, что по прошествии многих лет мне ответят. Но на том конце сняли трубку, и только я напомнил о себе – мол, Виктор Мартынов, журналист, как он перебил: "О, Виктор! Обижаешь… Конечно помню, давай приезжай!" Поль дал адрес, я тут же сел на метро и приехал к нему. Небольшая и скромно обставленная комната, половину которой занимал рояль. По сути, это была студия: вдоль стен шкафы, от пола до потолка заставленные книгами, два кожаных мягких кресла, в которых утопаешь, синтезатор.
Он приготовил мне кофе и начал делиться впечатлениями от гастрольной поездки в Японию. Он был в восторге от японской публики: насколько они тонко чувствуют музыку. Потом показал, как "набрасывает" мелодию на синтезаторе, заранее подбирая и задавая необходимый ритм. Я рассказал о дочери, которая тогда начинала петь (известная ныне исполнительница авторской песни Галина Хомчик – Ред.). После этого он достал пачку своих дисков, 12 штук, каждый подписал "Дочке Галине" и передал в подарок. Так что моя дочь выросла на хорошей музыке. Больше с Полем, к сожалению, не виделись.

…Виктор Юрьевич полвека провёл с камерой и диктофоном. Франция, Китай, Африка, Мексика… У Георгия Жукова на даче познакомился с внучкой уже опального в те годы маршала. Случайно встретив на пляже в Пицунде Председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина, поговорил с ним о том, как живётся в только что построенном пансионате.

Вспоминает усеянное веснушками лицо Джины Лоллобриджиды, когда увидел французскую кинозвезду без грима в номере гостиницы "Москва". Шарля Азнавура в Оружейной палате Кремля усадил на трон Ивана Грозного. Ива Монтана увидел снимающим шлем на съёмках фильма "Большой приз" в Монте-Карло. Чтобы вжиться в роль, артист наматывал по трассе круги на автомобиле с установленной на бампере камерой. Так что на экране мы видим реальные переживания гонщика за рулём... И, чтобы развеять миф о советской цензуре, мой собеседник приводит случай из жизни. В 1961 году он стоял у истоков популярной информационной программы "Эстафета новостей".
Был ведущим, репортёром. Накануне одного из первых выпусков программы на квартире знаменитой балерины Ольги Лепешинской собрал общественную редколлегию
– за одним столом обсуждали будущую программу Юрий Гагарин, Зиновий Гердт, Ольга Лепешинская, Александр Казанцев… "Эстафету…", которая впоследствии эволюционировала в программу "Время", запустили!
– Мы в кадре, в студии, поставили телефон. Каждый мог дозвониться, задать вопрос, высказаться, выразить своё отношение к показанному событию. Это была реальность, а не постановка. Сегодня же вы пройдёте целую цепочку операторов, прежде чем будете услышаны в эфире…
И с этим трудно поспорить…