Московский комсомолец 1978/01/22
ПОЛЬ МОРИA: "Я СЧАСТЛИВ ВНОВЬ ОТКРЫТЬ МОСКВУ"
Интервью вел ведущий "Звуковой дорожки" Ю. Филинов
Переводили беседу Т. Полюра и Г. Курилина
Фото В. Некрасова

Вчера в Москву прибыл французский оркестр под управлением Поля Мориа. Предлагаем вашему вниманию интервью, которое наш корреспондент взял в аэропорту Шереметьево у известного аранжировщика, композитора и руководителя оркестра.

- Месье Мориа, мы рады вас приветствовать в Москве. Вы сейчас прилетели из Токио?..
- Да, оркестр был на гастролях в Японии. Неделю мы будем выступать с концертами здесь, а уже отсюда летим в Париж на отдых. Наше турне очень напряженное.
- Это уже ваш второй приезд в Москву?
- Совершенно верно. Первый раз я приезжал в Советский Союз в 1967 года вместе с Мирей Матье и оркестром "Олимпия". Но тогда я был просто сопровождающим. Гастроли проходили в Москве, Ленинграде, Казани. Честно скажу, часто вспоминал эту поездку. Первые впечатления, а они у меня остались самые лучшие, от людей, стран!" - всегда сильные. Особенно поразили меня тогда ленинградские белые ночи. Жалко, что на этот раз мне не придется побывать в этом чудесном городе.
- Месье, мы вас очень хорошо знаем как прекрасного аранжировщика и композитора. Несколько слов о вашем становлении как музыканта?
- В нашей семье музыка всегда была в почете: классическая, джазовая... Но очень многое в этом смысле мне дал отец, мой первый учитель, за что я ему безмерно благодарен.
Сначала учился у себя в Марселе в консерватории. В 14 лет закончил ее и стал выступать как пианист классического плана. Но... потом, вот, увлекся другим направлением. С 1966 года работаю с оркестром. Первый успех мне принесла композиция "Голубая любовь". Причем она была популярна в Америке, Африке, Бразилии, везде, кроме Франции.
С тех пор прошло много лет. За это время мной аранжировано и записано на пластинки шестьсот мелодий. В год я обрабатываю их около пятидесяти. Причем для разных стран: Бразилии. Японии. Америки... Сейчас как раз работаю над бразильским циклом.
- В своем творчестве вы, наверное, соприкасались и с русскими песнями, мелодиями?
- Конечно. Русская народная музыка очень мелодичная. красивая, она богатая. Лет двадцать назад я аранжировал двенадцать русских народных песен и записей! их на пластинку, которая называется "Россия вечная".
Вообще-то у вас очень музыкальный народ - это я сужу по своему прошлому приезду.
- Знакомы ли вы с нашей современной эстрадной музыкой?
- К сожалению, очень мало. У нас во Франции почти нет ваших пластинок. Но в этот приезд очень надеюсь и хочу побольше послушать именно советскую популярную музыку. И не исключено, что что-то увезу с собой.
- А каков у вас принцип отбора?
- Просто я беру то, что мне нравится.
- Но было ли договоренности с фирмой "Мелодия" о записи вашего оркестра здесь в Москве на пластинку?
- Нет. Таких переговоров не было.
- Сколько человек в вашем оркестре?
- Когда записываемся - то сорок - пятьдесят. На гастроли обычно выезжают человек тридцать.
- И как часто вы бываете в поездках?
- Шесть месяцев мы в Париже: записываемся, разучиваем новые вещи, шесть месяцев на гастролях. Конечно, путешествовать приходится много, но детей у' меня нет. а жена всегда ездит со мной. Так что трудностей в этом вопросе нет.
- Кто ваши любимые композиторы и певцы?
- Что касается композиторов - их двое: Пол Маккартни и Мишель Легран. Они принесли в современную музыку что-то новое, свежее... Композиции Маккартни неповторимые. яркие. Я их всегда определю среди тысячи тем. А Легран - это сама музыка. Если говорить о певцах, все зависит от времени. Например, сейчас мне очень нравится Стив Уондер.
- Все семь дней вы будете в Москве. Где бы вы хотели побывать в нашем городе?
- Хочу посмотреть сам город - это во-первых. Непременно посетить Кремль, и конечно же, побывать на вашей студни грамзаписи. Удастся ли все воплотить в реальность - не знаю. Как говорят у нас и у вас. поживем - посмотрим.
И последнее. Ваши пожелания нашим читателям?
Автограф Поля Мориа: "Я приветствую друзей "Московского комсомольца". Я счастлив вновь открыть Москву"

Труд 1978/01/22
НАШИ ГОСТИ. Поль МОРИА: МНЕ НРАВЯТСЯ МЕЛОДИИ РОССИИ
Интервью взяла М. Истюшина
Фото Ю. Луганского

Аэропорт Шереметьево. Прибывает самолет из Токио. Подается трап, открывается дверь, и на московскую землю спускается смуглый, подтянутый, стройный человек с широкой улыбкой. Это Поль Мориа. Композитор и аранжировщик, руководитель оркестра, мелодии которого звучат по всему свету. Он прилетел вчера в Москву, чтобы дать в Государственном центральном концертном зале семь концертов. И вот первое интервью. Поль Мориа отвечает на вопросы корреспондента "Труда".

- Господин Мориа, впервые вы побывали в Советском Союзе 11 лет назад. Что значительного за это время произошло в вашей жизни?
- В прошлый свой приезд я выступал в роли аккомпаниатора известной французской певицы Ми-рей Матье. Тогда я побывал в Москве, Ленинграде, Казани и тогда же познакомился с советскими слушателями. Я видел, какой большой интерес вызывает у них искусство артистов французской эстрады. Минувшие с тех пор годы были для меня очень насыщены работой, главный итог которой - создание своего оркестра. В 1968 году я аранжировал мелодию "Голубая любовь", которая в короткий срок обрела огромную популярность. С тех пор я аранжировал 600 мелодий (это примерно 50 мелодий в год).
- С каким чувством вы ступаете на московскую землю? Ждете ли вы для себя каких-то открытий?
- К сожалению, у нас на Западе почти нет пластинок советской эстрадной музыки. Мое самое большое желание - познакомиться с советскими композиторами, певцами, работающими в этом жанре, познакомиться с тем, как у вас проходят записи эстрадного оркестра.
- Недавно Джеймс Ласт выпустил специальный диск под названием "С любовью к России". Нет ли у вас подобного желания?
- Примерно 12 лет назад я предпринял подобный шаг и выпустил диск, в который вошли около двадцати мелодий русских композиторов. И я хочу создать еще один подобный диск с популярными современными мелодиями вашей страны.
- Расскажите немного о себе. Как вы стали музыкантом?
- Я окончил консерваторию в Марселе и уже в 17 лет стал профессиональным пианистом. Но уже с 10-летнего возраста начал выступать в варьете. Должен сказать, что мой отец, музыкант, очень хотел, чтобы я посвятил свою карьеру эстраде. И у меня никогда не было желания ей изменить.
- Как вы относитесь к собственной популярности? Не мешает ли она вам?
- Популярность всегда приятна, особенно на гастролях. Кстати, они отнимают у меня полгода. В Париже, дома, я бываю лишь оставшееся время. Тогда я веду спокойную жизнь в кругу своей семьи.
- У вас есть увлечения?
- Люблю играть в шахматы. Правда, я скромного мнения о своих способностях. Знаю, что вашей стране принадлежит приоритет в этой области. Пять лет назад я получил огромное удовольствие, наблюдая за турниром американских и русских шахматистов.
- Назовите ваших любимых композиторов, качества, которые вы больше всего цените у ваших коллег.
- Я считаю, что в настоящее время самые популярные звезды западной эстрады Пол Маккартни, Жан Бокар и Мишель Легран. Каждый из них внес нечто свое в музыку, поднял ее на новую высоту. Пол Маккартни преобразил поп-музыку благодаря своей песне "Вчера". Когда я слышу мелодии Жана Бокара, то я узнаю их из тысяч других, потому что они исполнены совершенно неповторимого своеобразия. А для Мишеля Леграна мне трудно подобрать какие-либо эпитеты: он - это сама музыка.

Космомольская правда 1978/01/24
ВСТРЕЧА ДЛЯ ВАС. МУЗЫКА - 24 ЧАСА
Интервью взяли Г. Алимова, Л. Загальский
Фото Е. Успенского

В 14 лет он окончил консерваторию в Марселе. В 17 - дирижирует своим оркестром, Сегодня его оркестр знает весь мир. Пластинка Поля Мориа с песней "Любовь голубая" разошлась по всему свету в 6 миллионах экземпляров. Он получил "золотые пластинки" в США, Австралии, Канаде, Аргентине, Мексике, Японии, Бразилии, а в Париже "большую премию диска". Поль Мориа провел за дирижерским пультом 4200 часов. Сейчас его оркестр дает концерты в Москве.

Поль Мориа попросил перенести нашу встречу на полчаса. И пока мы ждали в холле, из-за дверей доносились звуки музыки.
- Что сыграет Ваш оркестр на концертах в Москве?
- Обычно мы стараемся не исполнять в зале тех произведений, которые записаны на пластинках. В студиях звукозаписи очень совершенная техника, поэтому в любом помещении, даже с очень хорошей акустикой, музыка звучит беднее.
Москвичи услышат классические произведения Брамса, Шопена, мелодии из популярных кинофильмов.
- Когда Вы впервые дотронулись до клавиш?
- Мне было три года. Но я помню, как будто это было вчера. Я увидел фортепиано, подбежал к нему и стал играть. Вечером пришел домой отец, и мама сказала: "Поль умеет играть". Он не поверил, и тогда я сыграл пьесу, которую недавно услышал по радио. Нота в ноту. С тех пор отец стал учить меня, хотя профессиональным музыкантом не был (отец работал на почте), но музыку любил. Консерваторию я все же закончил. Во Франции очень важно сказать, что ты учился в консерватории. Только тогда к тебе будут относиться серьезно.
- Но ведь к 14-летнему человеку трудно относиться серьезно...
- В этом возрасте я и не претендовал на это. Играл в студенческом клубе: в те времена джаз только-только становился популярным.
Потом я решил стать дирижером. Ведь дирижеры - самые независимые люди в музыкальном мире. Пианист же только аккомпанирует кому-то. Но понял, что еще много нужно учиться. Я снова вернулся к фортепиано и играл в разных французских оркестрах...
- Итак, Вы пианист, композитор, дирижер, певец...
- Нет, я никогда не пел. Хотя моя жена Ирэн считает, что у меня прекрасный голос.
- Она тоже музыкант?
- Нет, Ирэн была учителем. Она и сейчас не прочь вернуться в школу. Но кто же тогда будет сопровождать меня во всех поездках?
- Мосье Мориа, а на каком языке Вы разговариваете с оркестром?
- С музыкантами я говорю по-английски, между собой многие из них говорят по-испански, а несколько французов просят товарищей все перевести на французский.
Я считаю, что у каждого народа есть "свой" инструмент. Поэтому в моем оркестре на трубах играют мексиканцы, на гитарах бразильцы...
- Если бы Вам представилась возможность пригласить в свой оркестр кого-нибудь из советских исполнителей?
- Я бы пригласил скрипачей, виолончелистов, ксилофонистов.
- Считаете ли Вы, что достигли вершины?
- Нет. Я думаю, что возможности в музыке неограниченны, потому что каждый день появляются новые песни.
- А сколько у Вас уходит времени на аранжировку?
- Все зависит от произведения. Иногда уходит один день, а на попурри - 3-4 дня. Я не считаю, что работаю быстро. То, что быстро делается, долго не живет.
- Счастливы ли Вы?
- Очень.

Воздушный транспорт 1978/01/26
ИНТЕРВЬЮ У ТРАПА. ПОЛЬ МОРИА: ВСЯ ЖИЗНЬ С МУЗЫКОЙ
Интервью вели Г. Алимова, Л. Загальский
Фото Е. Успенского

Сейчас он пользуется мировой славой. Мориа получил "золотые пластинки" в США, Австралии, Канаде, Аргентине, Мексике, Японии, Бразилии, а в Париже - "большую премию диска". Жена Поля Мориа Ирэн подсчитала, что во время своих гастрольных поездок он преодолел путь длиной 700.000 километров!

Сейчас Поль Мориа - в Москве. Его оркестр выступает с гастролями в Концертном зале "Россия".
- Мосье Мориа, когда вы поняли, что стали настоящим музыкантом?
- В 3 года. Не улыбайтесь. Мне кажется, что это было вчера. Я просто сел за фортепиано и заиграл. Когда пришел домой отец, мама сказала: "Смотри-ка, Поль может играть". Отец засмеялся. Тогда, чтобы доказать ему, я сыграл пьесу, которую недавно слышал по радио. Конечно, играл я несовершенно, но мелодию передал верно. С тех пор моя карьера как музыканта была решена. В 14 лет я уже окончил консерваторию. Играл в студенческом клубе, многих французских оркестрах.
- С тех пор прошло много лет, и...
- И музыка стала моей повседневной работой. Я не считаю, что работаю быстро. Хотя может показаться, что на обработку какого-либо произведения л трачу очень мало времени. Музыка, которая выходит из-под моих пальцев, должна звучать по-своему, современно и по-моему... А время для меня не важно.
- В Москве вы дадите 7 концертов. А потом?
- Вернусь во Францию. Я ведь бываю здесь не больше 6 месяцев в году. А потом - снова гастроли.
- Вы всегда путешествуете с женой?
- Да. Мы вместе уже 25 лет. Наверно, мы никогда не ссоримся потому, что у нас абсолютно разные взгляды на жизнь. Раньше Ирэн была учительницей. Но я упросил ее оставить школу, чтобы всегда быть вместе.
- Как вы относитесь к своей славе?
- Считаю, что она во много раз превосходит мои заслуги. Во Франции говорят так: "большие люди" иногда приобретают "большую" голову. Я хочу, чтобы моя голова никогда не кружилась от похвал.
- Считаете ли вы, что достигли предела своих возможностей?
- Нет. Мне кажется, что я еще на кое-что способен. Как аранжировщик. Ведь возможности в музыке неограниченны и каждый день появляются новые прекрасные песни.
- Ваши любимые занятия?
- Люблю играть в шахматы, но не смею говорить об этом в Советском Союзе. Люблю купаться в море, играть в теннис.
- Чтобы вы хотели пожелать начинающим музыкантам?
- Прежде всего изучать классическую музыку. Ведь она - основа всего. И, пожалуйста, слушайте, что происходит вокруг. Мир наш полон прекрасных звуков.

Советская культура 1978/01/26
ПОЛЬ МОРИА: "С ЛЮБОВЬЮ К НАРОДУ!"
Интервью вел Р. Черный
Фото С. Алова

Гастроли подходят к концу. Завтра вместе со своим оркестром Поль Мориа в последний раз выйдет на сцену Государственного Центрального концертного зала, под сводами которого вновь зазвучит музыка Шопена и Брамса, МакКартни и Леграна и, конечно же, музыка, написанная им самим - известным французским композитором, аранжировщиком и дирижером.

- Итак, сочинения классиков и самые популярные образцы современной "поп-музыки" в одной программе?
- Да, подобное сочетание вполне традиционно не только для нашего, но и для многих других эстрадно-симфонических оркестров мира, - говорит Поль Мориа. - Так что ничего принципиально нового я не изобрел.
Надо сказать, что вообще классическая музыка занимает вполне определенное место в моей жизни, в моем творчество. Мне очень нравится аранжировать произведения классики. Правда, записал я пока всего лишь один полный "классический диск". Это были вальсы Шопена.
- Каков состав вашего оркестр?
- Стабильного состава нет. Он меняется. Музыканты, которые выступают с моим оркестром, могут быть приглашены в любую другую группу, ну, хотя бы. в оркестр Мишеля Леграна, и наоборот. За моим оркестром установилась прочная репутация "интернационального" коллектива. Это действительно так. Оркестр объединяет людей самых разных национальностей.
- Входят ли в репертуар вашего оркестра произведения русских и советских композиторов?
- Более десяти лет назад я записал пластинку, в которую вошло около двенадцати мелодий русских композиторов. Мне, конечно же, очень хотелось бы создать подобный диск с лучшими работами ваших современных авторов. К сожалению, современную советскую музыку - фортепианную, симфоническую, эстрадную - я, откровенно говоря, знаю очень плохо. Несколько дней назад здесь, в Москве, мне подарили пластинки. Я не успею прослушать их теперь, просто нет времени, но как только вернусь домой, тут же начну знакомство с записанными на них произведениями современных советских композиторов. То, что мне понравится, обязательно аранжирую и буду исполнять.
- Я прилетел в Москву из Токио, - продолжает П. Мориа. - Репертуар наших концертов в Советском Союзе практически ничем но отличается от того, что мы исполняли в Японии. А вот реакция публики весьма отлична. Я не хочу ни в коем случае сказать, что на Японских островах нас плохо приняли. Вовсе нет, японская публика очень внимательная и дружелюбная. Но советский слушатель обладает характерными чертами, присущими лишь ему одному. Это компетентность, высокий культурный уровень, а главное - непредвзятость, объективность. Прием, оказанный о Москве, превзошел все ожидания. Мы чувствуем: нам аплодируют не просто из вежливости, но искренне, от всей души. Наша игра нравится людям, она приносит им радость, и это вливает в нас новые силы.

- Ваши произведения часто звучат по телевидению...
-- Да, телевидение - мощное пропагандистское оружие, и в творческой судьбе каждого художника оно играет определенную роль. Но тут все зависит от подачи материала. Меня, например, довольно часто приглашают во Франции участвовать во всевозможных музыкальных "телешоу". Я нередко отказываюсь, так как подобные передачи сделаны порой на весьма низком уровне. Французское телевидение делает неплохие литературные программы, еженедельно транслирует концерты классической музыки. Эти передачи, как правило, бывают очень интересными, но они непопулярны у массового телезрителя и собирают весьма малочисленную аудиторию.
Я слышал, что по советскому телевидению часто передают выступления симфонических коллективов, известных солистов. Все это очень важно для эстетического воспитания человека, особенно для молодежи.
- Когда мы вновь услышим вас в Москве?
- Завтра я даю прощальный концерт, но от предстоящего расставания уже сейчас немножко грустно. В Москву я просто влюбился. Зимняя Москва - это сказке: строгие, вычерченные линии проспектов, ажурность площадей, припорошенные снегом купола церквей и старинных зданий - удивительно красиво! Мы увозим в наших сердцах любовь к замечательному народу - труженику, творцу, народу, дружба с которым для нас, французов, стала уже доброй традицией.
 

Строительная газета 1978/02/03
МИР МУЗЫКИ ПОЛЯ МОРИА
Беседу вел А. Степовой

Трудно представить современный музыкальный мир без оркестра Поля Мориа. А ведь еще каких-нибудь десять лет назад мало кто знал и о самом Мориа. и о его оркестре. Удивительно лирические и своеобразные композиции французского музыканта заняли особое место в антологии эстрадной музыки 70-х годов. Оркестр хорошо известен и популярен в нашей стране. На минувшей неделе состоялись его гастроли в Москве. Сегодня Поль Мориа - гость нашей рубрики.

- Мосье Мориа, советским слушателям хорошо известен ваш оркестр, но очная встреча, кажется, состоялась впервые?
- Мой оркестр действительно приехал на гастроли в Советский Союз впервые. Но я в Москве уже второй раз. Немногим более десяти лет назад вместе с Мирей Матье и оркестром, "Олимпия" мне удалось побывать не только в вашей столице, но и в Ленинграде. Казани.
Так что я уже немного знаком с русским гостеприимством, но теперешний прием нашего оркестра превзошел все ожидания. Концерты проходят в праздничной атмосфере.
- А теперь сделаем небольшой экскурс в прошлое. Как проходило становление Мориа - композитора и дирижера?
- Родился я на юге Франции, в Марселе. Мой отец, музыкант по профессии, видел во мне своего преемника. В десять лет я выступал в варьете, в четырнадцать - окончил консерваторию, в семнадцать - создал собственный оркестр. Конечно, слабый и подражательный. Вскоре он распался. Удивить Париж, куда я вскоре перебрался, конечно, не удалось.
- Приходилось слышать, что популярность вашего оркестра выше за рубежом, чем на родине. Насколько верно это суждение?
- К сожалению, в моей стране большие оркестры не пользуются тем вниманием со стороны зрителей, какое проявляют к ним в Советском Союзе, Соединенных Штатах, Японии и ряде других стран. Ведь даже пластинка "Голубая любовь" не сразу нашла своего слушателя во Франции.
Путь к славе у Поля Мориа не был усыпан розами. Ему было уже за сорок, а мечта о своем оркестре не сбылась. В то время во Франции были в моде американские и английские бит-группы, которые появлялись и исчезали, подобно грибам после дождя. Казалось, что Полю Мориа с его "устаревшими, сентиментальными вкусами" уже никогда не обратить на себя внимания. Даже друзья советовали ему пересмотреть свои принципы. Но Поль Мориа предпочел оставаться самим собой.
Музыкальные продюсеры уже было списали его со счетов, когда неожиданно для многих начался стремительный взлет популярности его оркестра. Зрители стали идти на концерты оркестра Мориа, чья музыка стала тем живительным глотком настоящего искусства, которое никогда не зависело от капризов моды.
Поль Мориа не вписывается в привычное представление о западных "звездах" эстрады. Он скромен, внимателен к собеседнику, а в личных оценках всегда сохраняет такт.
- Ваши сочинения и аранжировки популярны среди молодежи. Влияют ли вкусы молодого слушателя на ваше творчество?
- Хотя я уже перешагнул за пятьдесят, но все мое творчество обращено к молодежи. Это освежает чувства и эмоции. Только благодаря тесным контактам с молодежью родились мои удачи.
- В 1967 году вы сделали аранжировку популярной во всем мире песни "Подмосковные вечера". Приходилось ли вам еще обращаться к русской советской песне?
- Двенадцать лет назад я аранжировал двенадцать русских народных песен и записал пластинку "Россия вечная". Сейчас я собрал коллекцию пластинок с песнями советских композиторов. Хочу лучше ознакомиться с развитием эстрадного творчества в Советском Союзе. Я всегда любил русские народные песни. Меня поражает в вашей музыке удивительный синтез светлой грусти и оптимизма. Такая музыка - жемчужина мирового искусства. Не случаен интерес во всем мире к вашим ансамблям русской народной песни. Я никогда не упускаю возможности побывать на концерте ансамбля Александрова, который часто гостит в Париже.
- Ваши любимые композиторы?
- Это видно из моих аранжировок: Поль МакКартни, Мишель Легран, Жан Бокар. Что касается моих взаимоотношений с классической музыкой, то недавно я записал пластинку с вальсами Шопена, но ближе всего мне по духу стиль барокко, музыка Стравинского.
- Ваши впечатления о Москве?
- Одиннадцать лет назад я видел Москву летнюю. А вчера вечером я ходил по Москве зимней, дышал морозным воздухом. Ваша столица вдохновляет. Возможно, что московские настроения... Впрочем, забегать вперед не рекомендуется. Право, жаль, что наступит день прощания с вашей страной.
- Собирается ли мосье Мориа в скором времени вновь посетить Советский Союз?
- Такое желание есть. Мне хотелось бы выступить со своим оркестром во многих городах вашей поистине необъятной страны. Но тот благожелательный и в то же время требовательный советский зритель заставляет нас хорошо продумать и специально подготовить ту, будущую программу. Я уже сейчас живу встречей с советскими слушателями.
- Ваши планы на ближайшее будущее?
- Сейчас оркестр готовится к записи на советском телевидении. После возвращения во Францию приступлю к подготовке двенадцати песен для Мирей Матье. Пластинка будет называться "Песни Поля Мориа поет Мирей Матье".
- И в заключение ваши пожелания читателям "Строительной газеты"...
- Желаю всем читателям вашей газеты всего самого наилучшего. И до новых встреч!

Московский комсомолец 1978/02/19
ВОСКРЕСНЫЕ ВСТРЕЧИ МК. 20 ОТВЕТОВ НА 20 ВОПРОСОВ
Воскресную встречу готовили: Ю. Филинов, Г. Курилина, Т. Полюра, В. Некрасов

Самолет французской авиакомпании, совершающий рейс Токио-Москва - Париж, приземлился в Шереметьевском аэропорту. Рейс этот ждали представители Госконцерта, общества "Франция - СССР", репортеры... В Москву прибыл оркестр известного аранжировщика, композитора Поля Мориа.

В тот день он был уставшим, утомленным многочасовым перелетом. И тем не менее месье Мориа улыбался, давал автографы, отвечал репортерам... Но каждый из нас тогда понимал: в редакцию придется вернуться, так и не освободившись полностью от груза вопросов, заготовленных в блокнотах.
Именно тогда наш корреспондент договорился с месье Мориа о новой встрече, но уже после гастролей. И вот...
На самом почетном месте, в центре стола, стояла пестрая матрешка. Тут же лежали книги о Москве, проспекты, пластинки...
- Прошла неделя с момента вашего приезда в Москву. Чем были заполнены для вас эти дни?
- О, каждый день я четыре-пять часов отвечал на вопросы журналистов. Вечерами концерты, а в остальное время знакомство с городом, встречи с деловыми людьми, творческой молодежью... Мы побывали в Доме дружбы, Центральном Доме работников искусств... Сейчас даже трудно перечислить, где мы были. Всего так много. Но хочу сказать: такого дружелюбия, желания знать о нас как можно больше я не встречал ни в одной стране. Могу с радостью отметить - сейчас у меня в Советском Союзе появилось столько друзей, что мне можно позавидовать.
- Что бы вы сказали о советских зрителях?
- То, что они в высшей степени музыкальны и взыскательны. Мне это было известно еще с прошлой поездки. Поэтому можете себе представить, как я волновался перед этими гастролями. Такой факт: специально из Парижа в Москву приезжал наш студийный звукорежиссер, с которым мы работаем уже не протяжении шести лет, устанавливать звук в зале "Россия". В моей практике это исключительный случай.
Бесспорно, в следующий раз, когда я приеду в вашу страну, надо будет, конечно, готовить специальную, отличную от всех других программу.
- Вы встречались с советскими музыкантами, композиторами? Во время нашей первой встречи в аэропорту вы сказали, что хотели бы познакомиться с последними произведениями советских композиторов, работающих в жанре популярной музыки?..
- Такие встречи были. Особенно на меня произвели впечатление песни композитора и исполнителя Сергея Никитина. Они очень мелодичны, с ярко выраженной темой. Также во время приема в Доме дружбы мне подарили очень много пластинок с произведениями советских композиторов. Но из-за отсутствия времени я их прослушать пока не мог. Оставлю это до приезда домой.
- По итогам музыкального парада нашей газеты самым популярным зарубежным певцом читатели назвали Джо Досана. Что вы можете рассказать об этом исполнителе! И еще, кто сейчас возглавляет лидирующую группу певцов популярной музыки во Франции?
- Что касается Джо Доссена, то я его очень мало знаю как человека. Но как певец, он, бесспорно, интересен и также популярен у нас. Но певец номер один во Франции - Мишель Фюген. Он сам сочиняет музыку, пишет тексты. Не уступают своих позиций и такие известные имена, как Джони Холидей, Сильвия Вартан. Хочу отнести к числу лучших, причем это не только мое мнение, но и мнение музыкальных критиков, Мишеля Сарду, Жюльен Клера, Николь Крозье, Мишеля Полнарева... Вообще, во Франции много хороших исполнителей.
- На Западе в музыкальных кругах бытует мнение, что успех к исполнителю придет только тогда, когда его примут в Америке.
- ...Не могу с этим согласиться. Многих французских певцов, музыкантов Америка тянула к себе, как ночных мотыльков на свет лампы. Но все они возвращались обратно. Только у себя на родине они становились теми, кто есть сейчас. И мне кажется, что это закономерно, ибо любой интернационализм в музыке, вообще в искусстве, обязательно достигается только через свои национальные вершины.
- И как в вашей стране исполнители находят своих слушателей, поклонников?
- По-разному. И просто на улице, и в молодежных клубах... Но очень большое значение имеет телевидение. Именно оно определяет массовый успех. Ну и, конечно, пластинка.
- Месье Морна, вы аранжировщик, композитор, руководитель оркестра... Тяжело ли совмещать творческую деятельность с деловой?
- Хочу сразу сказать, если творческий человек начинает заниматься деловой стороной, то не знаю, как дело, но его творчество проигрывает точно. Я не занимаюсь деловыми вопросами, для этого есть другие люди, которые делают это лучше меня. Я занимаюсь музыкой и только музыкой.
- Как вы относитесь к оркестрам Рэя Конниффа, Фаусто Папетти, Джеймса Ласта, Франко Пурселя? Ведь все они, как и ваш оркестр, работают в одном направлении - передать качественно новое звучание уже известной песни или мелодии. Существует ли между вами какая-то творческая конкуренция?
- Со всеми этими людьми я знаком лично. Конечно, все новые пластинки, выпущенные этими коллективами, я слушаю. Да бывает - и очень часто,- мы исполняем одни и те же популярные мелодии или песни. Но каждый из этих оркестров имеет свое неповторимое звучание. Мало того, каждый аранжировщик имеет свое видение произведения.
Вопрос в другом. Каждый из этих оркестров исполняет произведения всего мира. Так вот, лично для меня первостепенное значение имеет такое обстоятельство: с использованием современных направлений поп-музыки не должен потеряться колорит песни или мелодии. Если это русская народная песня, то и в стиле "диско" она должна нести в себе национальное начало.
Хочу сказать несколько слов о Франке Пурселе. Этот человек является пионером в создании таких оркестров, как мой, Фаусто Папетти. Его творчество оказало на меня большое влияние, и я ему, конечно, во многом обязан: его советы, его практическая помощь... Это очень добрый, отзывчивый и в то же время твердый человек. Одним словом, не знаю, как сложилась бы моя творческая биография, не встреться мне Франк Пурсель.
- Наверное, первым судьей ваших работ является ваша супруга?
- Нет, своим близким я никогда ничего не показываю. Не потому, что им не доверяю, просто они говорят не очень объективно. Например, моя жена Ирэн все двадцать лет, что мы вместе, считает меня гениальным композитором. Разве она скажет: "Нет, Поль, мне что-то не нравится!". Никогда. Здесь все покрыто тайной. Будет успех или не будет - я никогда не знаю.
- Вы уже говорили, что из 12 месяцев в году шесть проводите на гастролях и шесть - в студии звукозаписи. Причем для записи состав оркестра меняется. Чем это объяснить?
- Все очень просто. Музыкант, работающий только на записи, обладает каким-то специфическим чувством студии. Это помогает в работе звукорежиссера и отсюда - лучше качество записи. Причем я практически никогда не пишу на пластинки то, что мы исполняем со сцены. Звук с диска и звук с эстрады разный. И если исполнять одну и ту же мелодию, то студийная запись всегда выигрывает по сравнению с "живым" звуком. Зритель же, сравнивая, хочет слышать все нюансы записанной аранжировки. А их просто невозможно передать со сцены. Отсюда недовольство.
- В вашем оркестре есть испанцы, итальянцы, бразильцы. Как вы с ними общаетесь?
- Немножко на испанском, немножко на итальянском. Французском, английском, немецком языках.
Здесь я выучил 50 русских слов. Приеду домой, займусь с женой изучением языка серьезно. Между прочим, у нас во Франции им очень многие интересуются. Думаю, что в следующий приезд мы сможем с вами поговорить уже по-русски.
- Чем вы занимаетесь в свободное время?
- Играю в шахматы, но в Москве боюсь даже предложить кому-нибудь сыграть партию, так как знаю, что русские сильные шахматисты. Играю в теннис, люблю плавать...
- И слушаете пластинки вашего оркестра?
- Никогда. Это лишнее расстройство. Кажется, что можно было лучше. Это плохо, это не так. Хоть переделывай. Нет, слушать нельзя, иначе заболеваешь.
- Какую награду вы считаете для себя самой дорогой, почетной?
- Может, мой ответ покажется немного странным, но самая дорогая - это та, которой меня наградило общество французских врачей за мою песню в исполнении Мирен Матье "Приди ко мне на улицу".
- Кстати, в прошлый ваш приезд вы аккомпанировали Мирей Матье. Также есть диск "Мирей Матье поет Поля Мориа". Почему же сейчас вы не выступаете вместе?
- Она так же, как и мы, много гастролирует, записывается... Наши планы расходятся. Но дружеские отношения остались самые теплые.
- Что вы можете пожелать нашим молодым композиторам, музыкантам?..
- Здесь я не скажу ничего нового. Главное было, есть и будет - это работать и работать. Совершенствовать свою технику и не только технику. Прогресс настоящего музыканта невозможен, если он не ищет, не находит каких-то новых красок в своем творчестве. Для этого прежде всего нужно много слушать классическую музыку, свою, народную, национальную, лучшее, что есть в современных направлениях... В общем, быть все время в музыке.
- И последний, традиционный вопрос. Ваши планы?
- Это прежде всего отдохнуть. А вообще-то у меня все расписано на два года вперед. Могу сказать, что после Франции я еду в Америку, где буду записывать пластинку в стиле "диско".
Очень сожалею о том, что здесь, в Москве, у меня было мало свободного времени. Я мало видел город, но то, что видел, меня поразило. А есть улочки, очень похожие на парижские.
Я уезжаю, но всегда буду с любовью вспоминать эту поездку, людей, с которыми мне довелось здесь встретиться. О них мне всегда будут напоминать и вот эти сувениры, и пластинки, которые я увожу с собой в Париж в дом на улице Виктора Гюго. И на прощание хочу сказать, что двери его всегда открыты всем советским композиторам.

Гостелерадио СССР. Первая программа Центрального телевидения 1978/05/20
эфир с 21:30 до 21:55
ИГРАЕТ ОРКЕСТР ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ПОЛЯ МОРИА" (ФРАНЦИЯ) (расшифровка)
Ведущая Татьяна Коршилова
Музыкальный редактор Владимир Давыденко
Режиссер программы Мариэтта Рудина

Татьяна Коршилова: "36 градусов к Северу…" - так называется эта композиция Поля Мориа, которой его оркестр открывает обычно свои концерты.
Татьяна Коршилова: В программе наших гостей "Менуэт", написанный тоже Полем Мориа.
Татьяна Коршилова: Итак, наш гость представляет телезрителям свой интернациональный коллектив. Группу музыкантов из Федеративной республики Германия, группу из Мексики, ударника из Аргентины, вокальную группу из Бразилии и французскую группу.
Татьяна Коршилова: А теперь в исполнении оркестра мы послушаем фантазию Поля Мориа, которая называется "Космические пульсары" [неточность: автор мелодии - Вангелис]
Татьяна Коршилова: Музыкальный талант этого человека поистине универсален. Он автор более чем ста песен. Он великолепный аранжировщик. Он прекрасный пианист. Но, конечно, самую большую славу он завоевал себе в качестве дирижера, в качестве руководителя оркестра, который вот уже в течении 12 лет разъезжает по всем странам мира.
Татьяна Коршилова: Итак, с разрешения нашего гостя я задам ему несколько вопросов.
Поль Мориа: Свою артистическую деятельность, я начал в качестве аккомпаниатора у эстрадных певцов. Чрезвычайно важным событием стали для меня в свое время встречи с Шарлем Азнавуром и затем с Мирей Матьё. Я много работал с ними. Они кстати первыми начали исполнять мои песни [неточность перевода: Азнавур исполнял только свои сочинения].
Моя карьера дирижера началась с песни "Любовь голубая", которой я впервые дирижировал [неточность перевода: с этой мелодии начался его международный успех].
Татьяна Коршилова: Каких композиторов в жанре классической музыки вы особенно любите?
Поль Мориа: Я особенно люблю старинную музыку - музыку барокко, таких композиторов как Бах и Вивальди. Что касается современной серьезной музыки, то предпочитают музыку Стравинского.
Татьяна Коршилова: Что вы думаете о значении песни в человеческой жизни?
Поль Мориа: Песня играет большую роль в жизни человека. Она может служить проводником идей, выразителем интересов больших групп общества. Но это при условии, если в песне есть мысль, значительное содержание, как например, в песнях, которые во Франции поет Брассанс. Кроме того, песни - мощное средство объединение людей, установление связей контактов между ними.
Татьяна Коршилова: Творчество каких певцов в этом плане вам особенно интересно?
Поль Мориа: Мне очень нравились всегда Фрэнк Синатра и Элла Фицджеральд. Но особенно нравится мне в последние годы Стив Уондер.
Поль Мориа: Искренне благодарю моих слушателей в Советском Союзе, я признателен советской публике за ее умение тонко понимать и ценить музыку. Выражаю сердечную благодарность людям, которые помогали мне в работе во время гастролей. Прежде, чем попрощаться прошу разрешения обратиться к телезрителям по-русски.
Поль Мориа (по-русски): Уважаемые дамы и господа! Я очень счастлив, что нахожусь здесь в Москве первый раз с моим оркестром и надеюсь, что мы приятно проведем этот вечер вместе с вами. [эту фразу Поль Мориа сказал в самом начале записи в Останкино, однако она завершила передачу]
Татьяна Коршилова: Оркестр исполняет известную инструментальную пьесу Поля Мориа, которая называется "Пенелопа" [неточность: автор мелодии - Августо Алгеро]
Татьяна Коршилова: А теперь звучит популярная композиция композитора Моргана под названием "Эль бимбо"
Татьяна Коршилова: Мы прощаемся с Полем Мориа и его оркестром до новых встреч. И мне остается только что над передачей работали: режиссер Мариэтта Рудина, ведущие операторы Валерий Костин и Расул Нагаев, музыкальный редактор Владимир Давыденко, вела передачу редактор Татьяна Коршилова.

В 1978 году талантливый радиожурналист Григорий Либергал, сотрудничавший с  Всесоюзным радио, взял большое интервью у Поля Мориа, а также у его звукорежиссера Доминика Понсе. Григорий Александрович сохранил полные текстовые версии этих радио-интервью и ими поделился с нашим фан-клубом. Частично они вошли в часовую авторской программе Григория Либергала по первой программе Всесоюзного радио с участием барда Сергея Никитина. К сожалению, эта передача не сохранилась в недрах Гостелерадиофонда. Поэтому рассчитываем на взаимную помощь наших читателей, которые могли делать запись с эфира на бытовой магнитофон в то время.

ИНТЕРВЬЮ С ПОЛЕМ МОРИА
для программы всесоюзного радио (полня версия)
гостиница "Метрополь", Москва, 24 января 1978 г.
Интервью провел Григорий Либергал
Звукорежиссер Рудольф Фомичев

Григорий Либергал: Месье Мориа, вы вторично приехали в нашу страну. Заметили ли вы произошедшие перемены, и если да, то в чем, по-вашему, они заключаются? Каковы ваши общие впечатления?
Поль Мориа: Главное мое впечатление не изменилось - русские люди по-прежнему так же горячи душой, так же гостеприимны, так же охотно и с интересом вступают в беседы с людьми, приехавшими из других стран, так же дружелюбны. Это первое, что сразу бросается в глаза. Что же касается перемен, то об этом трудно сказать. Мне кажется, что в области популярной музыки ваша публика сильно изменилась по сравнению с тем, какой она была в мой первый приезд сюда. Ваша публика эволюционировала, стала куда более грамотной, больше в курсе последних событий мировой популярной музыки, и в этом смысле ваша публика почти ничем не уступает публике западной.
Григорий Либергал: А что вы можете сказать о реакции нашей аудитории на вашу музыку? Вам нравится, как проходят концерты?
Поль Мориа: Я полагаю, что нет большой разницы между тем, как мою музыку воспринимают советские люди и, скажем, японцы. Я только что вернулся из Японии, мы дали там 54 концерта, поэтому все это еще очень свежо в памяти. Так вот, если советская публика чем-то и отличается от любой другой, то это тем, насколько внимательнее они слушают музыку у вас. Советские зрители слушают, если так можно сказать, с большим уважением к музыке, сидя совсем тихо, и на протяжении практически всего концерта я чувствовал, как сосредоточенно вслушивается и реагирует зал, и только в самом конце зал словно взорвался от радости, и это удовольствие от музыки выразилось открыто. Вот в чем главное отличие вашей публики - она серьезнее и строже, но в то же время и теплее и благодарнее.
Григорий Либергал: А теперь несколько вопросов, касающихся вашей карьеры, истории вашего творчества. Может быть, начнем с самого начала?
Поль Мориа: Это значит, с того дня, когда я родился? Это произошло 4 марта 1925 года. Мне повезло в том смысле, что мой отец был музыкантом. Он не был профессиональным музыкантом, он был музыкантом-любителем, но у него был большой талант педагога, и ему удалось привить мне желание учиться музыке, не принуждая меня и не заставляя. Он учил меня сам, и при этом умело дозировал то количество усилий, которые я должен был прикладывать. Он умел сделать так, чтобы я учился, так сказать, играя. Именно поэтому я очень легко научился многим вещам.
Когда я уже кое-что умел, когда мне было десять лет, меня решено было послать учиться в консерваторию в Марселе - я ведь родился в Марселе. Там, в консерватории, я проучился четыре года, так что, когда я ее окончил, мне было четырнадцать, предполагалось, что потом я поеду в Париж, в парижскую консерваторию, и здесь завершу свое музыкальное образование, но тут началась война, нас оккупировали немцы, и мой отец не хотел, чтобы я ехал в Париж, поэтому я остался совершенствоваться у себя в Марселе, где немцев не было.
Очень скоро началась моя карьера профессионального концертирующего музыканта, а когда мне было семнадцать лет, я собрал свой первый маленький оркестр, с которым мы играли джазовую музыку в маленьком клубе в Марселе. Клуб этот посещали в основном студенты, он назывался "Ля куполь", и на протяжении двух-трех лет я гастролировал с этим оркестром по югу Франции.
Потом я сообразил, что иметь свой собственный оркестр это, конечно, прекрасно, но при этом почти ничему не учишься. Чтобы прогрессировать, нужно было становиться концертирующим пианистом, играть в других оркестрах. Поэтому свой оркестр я распустил и, как это у нас принято говорить, "предоставил себя в распоряжение других оркестров", где я научился очень многим вещам, научился и у оркестрантов, и у дирижеров. Я вообще думаю, что для того чтобы учиться, нужно, чтобы тебе кто-то мог приказать.
Так продолжалось до 1951 года, а в 1951 году я поехал в Париж, но эта первая поездка в Париж оказалась вовсе не такой приятной, как мне это представлялось. Я был совсем один, а Париж - это огромный город, есть в нем что-то бесчеловечное, антигуманное, как, наверное, в каждом большом городе, где людей много и никому до тебя нет дела. По вечерам я сидел в одиночестве в своей комнатушке, мне было плохо без солнца, я ведь марселец, мне было плохо, что нельзя прогуляться по берегу моря... Шесть месяцев я терпел, а потом вернулся в Марсель.
Там я в 1952 году женился - и вы знакомы с моей женой - поступил на работу в один ночной клуб, начал писать аранжировки, а потом снова собрал небольшой оркестр. Это было в клубе "Вампин".
Григорий Либергал: Этот оркестр исполнял по-прежнему джаз?
Поль Мориа: Нет, это был, скорее, танцевальный оркестр, и мы исполняли самую разную музыку. Я исполнял даже танго, то есть все, что угодно, лишь бы люди танцевали охотнее. И вообще я считаю, что руководителю оркестра просто нельзя без опыта, приобретенного на протяжении десятилетий и именно в жанре разнообразной танцевальной музыки, в прямом контакте с публикой. Это чрезвычайно важно, ибо аранжировщик или дирижер, работающий в "камерных" условиях, вне прямого контакта с публикой, не знает многих таких вещей, которые неизбежно обогатили бы его музыку.
Итак, на протяжении нескольких лет я работал в этом клубе, и, наконец, в 1958 году я переехал в Париж - на сей раз окончательно. Франция - страна слишком централизованная, и карьеру можно сделать только в Париже, поэтому другого выхода у меня не было, пришлось ехать в Париж, и с тех пор я живу в Париже.
Григорий Либергал: Скажите, были ли у вас в юности "идолы", были ли такие музыканты, манера которых произвела на вас решающее впечатление?
Поль Мориа: Для меня как пианиста долгие годы богом был джазовый пианист Тедди Уилсон, выдающийся музыкант. Все его импровизации я знал наизусть, мог их сыграть сам, на них учился. Он был моей путеводной звездой на протяжении многих лет.
Позже я начал слушать струнные оркестры и стал восхищаться одним немецким дирижером и руководителем оркестра - Вернером Мюллером. Мне кажется, что это был первый аранжировщик во всем мире, умевший оркестровать для большого струнного оркестра. Но потом, когда у меня уже был свой оркестр, я начал сам писать аранжировки - довольно робко, и поначалу они ничем выдающимся не отличались, но шли годы, и, как мне кажется, у меня стало получаться лучше.
Григорий Либергал: Поговорим о вашей совместной работе с Далидой, Анри Сальвадором, о ваших первых шагах на поприще композитора.
Поль Мориа: Когда я приехал в Париж... вы знаете, с одной стороны Париж - большой город, а с другой - деревня деревней, так вот, поначалу меня попросили делать оркестровки для одной певицы по имени Глория Лассо - это испанская певица, но работала она в основном во Франции, итак, я начал писать для нее аранжировки и аккомпанировать ей - и мой коллега Франк Пурсель, ныне тоже руководитель оркестра, - кстати, он во многом мне помог, когда я только приехал в Париж, - Пурсель увидел мои аранжировки и стал обзванивать по телефону всех своих парижских знакомых, и через несколько дней все знали, что в Париж приехал новый аранжировщик, как говорят, не лишенный таланта, который умеет делать то-то и то-то и так далее. И я начал получать предложения от всех крупных парижских певцов. Для одних я писал оркестровки, другим аккомпанировал на концертах, третьим делал и то, и другое, Я работал с Азнавуром, Морисом Шевалье, Далидой, Анри Сальвадором, Даниэль Даррье, Лени Эскудеро - да почти со всеми, работал аранжировщиком и аккомпаниатором до того самого дня, когда мне удалось заключить контракт с фирмой "Филипс", и тут я начал делать свои собственные записи, самостоятельно, со своим оркестром.
Григорий Либергал: Об этом давайте чуть позже. Нашим слушателям давно известны плоды вашего сотрудничества с Шарлем Азнавуром, поэтому расскажите об этом подробнее, если можно.
Поль Мориа: С Азнавуром получилось так - очень необычно и любопытно, Я уже говорил, что впервые я приехал в Париж на полгода еще в 1951 году. Как раз тогда я и познакомился с Азнавуром, в ту пору еще совсем неизвестным. Нас представили друг другу. А Азнавуру как раз был нужен пианист-аккомпаниатор. Он заставил меня пройти прослушивание, ему понравилось, как я играю на пианино, и я действительно аккомпанировал ему на трех или четырем концертах. А поскольку это было в самом начале моей карьеры, я еще не был аранжировщиком, я был только пианистом.
И Азнавур мне говорит: "послушай, мне нравится, как ты играешь на фортепиано, а я хочу попробовать сделать карьеру певца. Если хочешь, мы можем все делать вместе — вместе писать музыку, вместе подписывать песни и т. д.". А я совсем не верил в талант Азнавура, во всяком случае тогда. Сейчас это звучит невероятно, но в нашей профессии приходится ошибаться довольно часто. И я отказался.
Потом я вернулся в Марсель и целых шесть лет работал со своим оркестром в этом клубе, а за это время в Париже Шарль Азнавур добился головокружительного успеха и стал звездой первой величины. И как то раз он давал концерт в том самом клубе, где играл я, и на афишах было написано "месье Азнавур, первый певец Франции", он меня узнал и говорит: "Ты помнишь, что я тебе предлагал несколько лет назад в Париже?" Я ему сказал: "Да, я ошибся, но если когда-нибудь ты захочешь работать со мной, то теперь я согласен".
Итак, в 1958 году я вторично приехал в Париж, и уже после того, как я начал писать эти оркестровки для разных певцов, Азнавур, будучи чрезвычайно интеллигентным человеком, позвонил мне и сказал, что нам с ним надо поговорить. Я согласился. Он спросил "хочешь работать со мной?" Я ответил: "Конечно!"
Вот так я стал его аранжировщиком и целых шесть лет я аранжировал все его песни, расписывал все оркестровки, если мне не изменяет память, всего я сделал для него 145 песен.
Григорий Либергал: А какие песни этого периода вам кажутся самыми удачными?
Поль Мориа: Первая же песня, которую я ему оркестровал - русскую народную "Две гитары" мы оба полюбили. Я буду помнить ее всегда, потому что он спросил тогда: "Ты сможешь оркестровать русскую песню?". Я говорю: "Почему бы и нет? Я попробую", И когда я приехал в студию, у меня уже была готова интродукция, которая задавала тон всей песне, и при этом слушалась очень свежо. Он пришел в восторг и говорит: "Как тебе это удалось, ведь ты не русский?" Я отвечаю: "Сам не знаю, может быть, дело в том, что я очень люблю русскую музыку". Кроме этой песни я бы выделил (напевает) "Ты ушла", одна из двух самых популярных песен Азнавура, очень смешная и красивая песня. Потом "Как нужно знать", потом "И все же", "Мама", да это была песня, которую пели все. И "Богема", да, это я для него аранжировал.
Григорий Либергал: "Богема", по-моему, просто гениальная песня.
Поль Мориа: Да, гениальная. Спасибо. Потом были и другие (поет) тоже очень красиво. Это было необычное время. Азнавур, будучи очень занятым композитором, работал только с теми людьми, которые умели работать быстро. Если они не умели работать "на скорости", он отказывался от их услуг. Он вечно был страшно занят. И вот между двумя фильмами, между двумя телепередачами, он звонил и кричал,чтобы я немедленно ехал к нему - а он живет в сельском доме, в Монфор-ле-Кампань, в сорока километрах от Парижа, и оказывается, что за один час надо приготовить целый большой диск — двенадцать песен. И я работал с ним наперегонки, очень-очень быстро.
Я припоминаю, как-то ко мне зашел в гости один мой приятель, Жорж, тоже музыкант. Я его попросил посидеть в уголке, пока мы с Шарлем будем работать. Шарль спрашивает: "Ну что, будем работать?" "Будем работать", отвечаю я. Шарль одновременно и разговаривал со мной, и давал интервью журналистам, а я занимался нотами, прошло совсем немного времени, и мой друг, увидев, что я встал из-за рояля, спрашивает: "Ну так когда вы начнете, я хочу посмотреть, как вы работаете". Я отвечаю: "Мы уже закончили". И мы действительно закончили. Правда, после этого мой друг узнал, что над теми песнями, которые я на его глазах "отшлифовал", я до этого проработал пятнадцать дней.
Скажем так: Азнавур оказался именно тем музыкантом и артистом, который научил меня максимальному количеству вещей. Помимо того, что он исключительный певец, он к тому же чрезвычайно одарен во всех других областях - он умеет прекрасно одеваться, и отлично сам шьет, он чудесно рисует, он умеет почти все. И я хочу сказать, что каждый сеанс звукозаписи с Азнавуром меня обогащал.
Григорий Либергал: После Азнавура вы работали с Мирей Матье, и нас очень интересует одна песня - вы, наверное, уже догадались, какая. Она очень дорога нам всем. Расскажите, как возникла песня "Когда рассвет"...
Мориа опережает
Поль Мориа: "Когда рассвет, товарищ?"! Эту песню мне предложил один французский "паролье". "Паролье" — это поэт, который пишет тексты песен. Он мне сказал: "Слушайте, я написал один текст, это песня во славу Революции. Вы не могли бы что-нибудь к нему подобрать или написать музыку?". Я был несколько растерян, я не считал, что имею право быть глашатаем Октябрьской революции, и все же мне захотелось попробовать. И я написал к ней музыку как раз в те дни, когда мы гастролировали в Ленинграде.
Мы жили тогда в гостинице "Астория" и по вечерам давали концерты в... по-моему, это называется Дверец спорта или похоже, одним словом, в самом большом зала Ленинграда (Зимний стадион в Лениграде - прим.). Каждое утро я уходил гулять по городу и брал с собой листок со словами, и за три дня я написал музыку этой песни. Я должен сказать, что слова этой песни были исполнены большого энтузиазма, и поэтому и музыка далась мне легко.
Уже когда мы вернулись в Париж, Мирей записала эту песню, но самое большое счастье я испытал, когда хор Красной Армии пел ее в Париже, и когда я услышал свою музыку в исполнении этого огромного ансамбля, со всеми нюансами, у меня слезы появились на глазах, потому что дожить до того дня, когда твою песню берет в свой репертуар этот знаменитый на весь мир хор - для меня это нечто вроде высшего посвящения.
Григорий Либергал: С какого момента началась, по-вашему, настоящая история оркестра Поля Мориа? Мне кажется что ваши первые два-три альбома оказались на одном уровне, а следующая долгоиграющая пластинка "Голубая любовь", или, как она называлась за пределами Франции, "Блумин хитс", сразу установила новый, куда более высокий художественный уровень.
Поль Мориа: Это вы правильно отметили, но в нашей профессии очень большую роль играет случайность, удача, элементы тайны. Мне лично кажется, что то, что я делал до "Голубой любви", было ничуть не хуже и ничуть не лучше самой "Голубой любви", и почему "Голубая любовь" добилась такой фантастической популярности, почему она, как говорят у нас, "взорвалась", мы так никогда и не узнаем. Вчера я рассказывал на пресс-конференции, что это была песня одного французского композитора, которого зовут Андре Попп, она была написана для конкурса "Евровидения" и заняла на нем четвертое место, не больше. Мне эта песня очень понравилась, я ее взял и сделал новую аранжировку со всей любовью, что я испытывал к этой песне, пластинка с записью вышла в Соединенных штатах, и там один диск-жокей... - вы знаете, что такое "диск-жокей"? Хотя вы сами тоже диск-жокей. Простите, что я задаю вам такие глупые вопросы, но вчера на пресс-конференции многие ваши собратья-журналисты не понимали самых элементарных вещей.
Итак, эту пластинку услышал один американский диск-жокей, она ему очень понравилась. Этого диск-жокея звали Алан Митчелл, он жил в Миннеаполисе, в США. Он начал передавать эту запись по радио, и как это у них принято, сказал своим слушателям: "Если вам это нравится, напишите мне, или позвоните мне". И через несколько дней он получил тысячи писем, тысячи телефонных звонков, песню начали играть многие радиостанции в США, снежный ком покатился с горы, и через несколько недель эта пластинка вышла на первое место в Соединенных Штатах. А американский грамофонный рынок играет в мире крайне важную роль, и как следствие успеха в США эта пластинка дошла до первого места в Мексике, Бразилии, Японии, во многих других странах, и только во Франции — нет.
Григорий Либергал: Тем не менее, это был первый всемирный успех французской эстрады после пятнадцатилетнего перерыва.
Поль Мориа: Это был вообще единственный случай, когда французский оркестр чего-то добился за пределами Франции.
Григорий Либергал: Не только оркестр. Это была первая пластинка любого французского исполнителя, имевшая такой успех в США и Англии.
Поль Мориа: Да, и это тем приятнее, что американский рынок традиционно считается "трудным" для иностранцев. Многие французские певцы пытались переселиться в Соединенные Штаты и продолжить свою карьеру там, и ни одному это не удалось, поскольку чтобы иметь успех в Америке, нужно иметь не просто талант, но сверхталант. Мне просто крупно повезло с "Голубой любовью" и даже сами американцы до сих пор не могут объяснить причину тогдашнего успеха, такого гигантского успеха этой пьесы там, ведь тираж в Америке превысил шесть миллионов пластинок. Я этого и сам не знаю. Может быть, тут дело в свежести французской аранжировки в сравнении с обычной американской продукцией этого рода, которая очень хороша, но при этом стандартизована, их аранжировщики всегда пользуются одними и теми же красками.
Григорий Либергал: Как Мантовани?
Поль Мориа: Вот именно. Я очень люблю Мантовани, но у него действительно ничего нового не бывает, у меня, возможно, было, и в этом-то все и дело.
Григорий Либергал: В "Голубой любви" даже сейчас слышится что-то волшебное.
Поль Мориа: Да! И все же я не знаю, может быть этот успех объясняется одной лишь удачей.
Григорий Либергал: Вчера на пресс-конференции вы сказали, что в вашем оркестре играют те же музыканты, что и в оркестрах Франка Пурселя и Мишеля Леграна. И, если справедлива французская пословица "государство - это я!", то можно, исходя из этого предположить, что оркестр Поля Мориа - это, собственно, сам Поль Мориа. Не так ли?
Поль Мориа: А! Вот серьезная проблема. Дело в том, что во Франции есть немало хороших музыкантов, но у руководителей оркестров — у Франка Пурселя, у Мишеля Леграна, у Раймона Лефевра, у Поля Мориа — у нас нет своих постоянных оркестров, которым бы мы выплачивали каждый месяц жалование и так далее. Об этом в наших условиях и думать не приходится, для этого нужны были бы колоссальные деньги. Мы пользуемся одними и теми же музыкантами. Другими словами, у нас в Париже есть сотня хороших скрипачей, дюжина трубачей, дюжина тромбонистов, дюжина ударников, гитаристов и так далее. Пользуясь услугами этих музыкантов, которые, не в обиду им будь сказано, являются для нас лишь материалом, оборудованием, пусть и художественным материалом, мы, руководители оркестров, аранжировщики, следуя своим музыкальным склонностям и талантам, своим аранжировкам и своим принципам дирижирования, создаем каждый свою музыку.
Различие между оркестрами в личности их руководителей. Если нам удается сохранить свою индивидуальность, то слушая мелодию, записанную в обоих случаях одними и теми же музыкантами, наш слушатель скажет, в одном случае "а! это Поль Мориа", а во втором "это Франк Пурсель". Если он этого не скажет, значит мы не сумели сделать интересную аранжировку, значит, мы потерпели творческое поражение.
Григорий Либергал: И в чем вы видите это зерно, суть индивидуальности оркестра Поля Мориа?
Поль Мориа: Сам не знаю. Вы сами можете отличить оркестр Поля Мориа от других со слуха?
Григорий Либергал: Как правило, да.
Поль Мориа: Чудесно. Я думаю, что прежде всего у меня центральную роль играют клавишные инструменты — фортепьяно, чембало, клавесин. Я ими пользуюсь чаще других дирижеров, и это очень важно. С другой стороны, я стою значительно ближе к поп-музыке, нежели Франк Пурсель. Карьера Франка Пурселя началась на десять лет раньше моей, он, конечно, эволюционировал, но я, хоть мне уже и за пятьдесят, все же намного его моложе, поэтому мне и удалось удержаться значительно ближе к поп-музыке. Это не значит, что я хочу сказать что-нибудь плохое про Франка Пурселя, поймите меня правильно, потому что для меня Франк Пурсель — это свято, это один из моих лучших друзей, это не конкурент, нас связывает по-настоящему большая дружба. Просто он — скрипач, а я — пианист, вот и все. Я думаю, что основное отличие именно в этом, в том, что я больше пользуюсь клавишными инструментами, а в смысле ритмики я намного ближе к поп-музыке.
Григорий Либергал: Еще один вопрос, касающийся ваших пластинок, мнe кажется, что вы оказываетесь в довольно трудном положении, поскольку значительную часть вашего репертуара составляют новые шлягеры из французского хит-парада, а их музыкальный уровень редко бывает высоким. Как вы решаете эту проблему?
Поль Мориа: Вы ставите довольно щекотливый вопрос, потому что вы вынуждаете меня признать, что я все-таки ориентируюсь на коммерческую музыку. Я не говорю, что термин "коммерческий" есть нечто отрицательное, но все же... Когда выбираешь песни из текущего французского хит-парада, очень часто встречаешься с очень убогими песнями, поэтому каждый раз, как мне приходится выбирать двенадцать песен для моей новой пластинки, мне приходится очень трудно. Иногда бывает легко, но как правило, трудно, даже драматично. Когда я совсем ничего не могу найти среди песен, завоевавших популярность у широкой публики, я предпочитаю взять никому не известную песню, нежели популярную, но плохую... В свое время, несколько лет назад, на меня оказывало значительное давление руководство компании "Филипс", они старались направить меня на путь откровенной коммерции. Теперь я этим сыт по горло, потому что любая песня, которую ты играешь, может оказаться бумерангом и ударит по твоей же популярности. На протяжении всей моей жизни мне приходилось играть много такого, что мне самому не нравилось, и наконец я больше не смог этого выносить, поэтому теперь я предпочитаю сыграть малоизвестную, "некоммерческую" вещь. Теперь я оказался в очень завидном положении - тот факт, что во многих странах мои пластинки покупают уже за одно мое имя, а не за те вещи, которые записаны на этой пластинке, значительно облегчил мое положение и дал больше свободы в выборе того, что мне играть, а что нет. А поначалу, конечно, мне приходилось намного труднее, потому что в хит-параде иной раз встречаются песни настолько убогие и бедные музыкально, что даже грустно становится.
Григорий Либергал: Каковы ваши впечатления о современной французской эстрадной и поп-музыке?
Поль Мориа: Я думаю, что сейчас дела идут yжe не так плохо. Был один период, очень бедный, в начале эпохи вторжения американского, а потом английского рока, когда французская музыка просто ничего не могла всему этому противопоставить, хотя рок поначалу был очень простым, англосаксонский рок был хотя бы живой музыкой, с "искрой", а французский рок был совсем плох, примитивен, вечные три аккорда и неграмотные англицизированные тексты. Теперь, после революции, произведенной в этой области ансамблем "Битлз", эта музыка стала намного сложнее, и французским композиторам, наконец, удалось найти синтез этой англосаксонской музыки и французской. У нас есть такие музыканты, как Полнареф, Сарду, Фюген, которые стали уже хорошими композиторами, и мне кажется, что если в последние десять лет Франция сделала несколько шагов назад на международной музыкальной арене, то теперь найдутся такие певцы, которые смогут добиться известности и за границей, поскольку у нас есть несколько очень хороших певцов.
Григорий Либергал: У нас в стране известен из совсем новых французских исполнителей лишь один Жан-Мишель Жарр. Он, конечно, талантлив...
Поль Мориа: Да, он очень талантлив! Это совсем новый исполнитель.
Григорий Либергал: Но при этом почти нет других новых имен, молодых и перспективных певцов или композиторов.
Поль Мориа: Согласен, но я думаю, что, например, Мишель Полнареф находится на уровне американцев хотя бы как композитор. Я думаю, что нам, французам просто сейчас не слишком "везет" с русской публикой. Русская публика постоянно слышит и видит американцев и англичан, которые у вас гастролируют, к вам приезжают многие лучшие из лучших - от Эллингтона и "Нитти-Гритти" до Клиффа Ричарда, другие замечательные артисты. Так что для нас это очень трудная битва, для французских певцов. Раньше вы никого из этих англичан и американцев не знали - я имею в виду эпоху Азнавура, Беко, Ива Монтана, А сейчас идет просто неравный бой, потому что у американцев колоссальная финансовая мощь, они могут распространять и рекламировать свою музыку по всему миру, а Франция - маленькая страна, мы с ними конкурировать не можем. Если же мы ограничимся с вами только художественным уровнем исполнителей, то конечно же нам все равно с ними не тягаться, но все же во Франции есть три-четыре исполнителя, не уступающих Азнавуру, Беко и так далее.
Например - Серж Лама, вот кого я люблю. Это очень неплохо, немножко в стиле Бреля, конечно, он слабее Бреля, по все-таки он хороший артист. Очень хорош Жак Ижлен, потом у нас есть Максим Ле Форестье, при этом он умеет писать чудесные слова. Просто нам труднее перед лицом конкуренции американцев и англичан.
Григорий Либергал: Но в этом аспекте чрезвычайно важно другое - ведь и Азнавур, и Брель, и Брассенс, и Беко, и Монтан, были большими "звездами". Будучи лучшими артистами, они были при этом и самыми популярными у широкой публики. Но ведь не скажешь, что лучшие французские певцы сегодня - Лама, Ижлен, Нино Феррер или Максим Ле Форестье - является сверхпопулярными звездами.
Поль Мориа: Не скажешь. Вы на сто процентов правы. В эпоху Беко были несколько сверхизвестных артистов, звезд. Сейчас суперзвезд нет совсем, есть десяток-двенадцать просто популярных, но и популярность их меньше, и художественный уровень ниже. Вы совершенно правы. Таких суперзвезд, как в ту эпоху, когда я аккомпанировал Азнавуру, сейчас нет. Например, мы с Азнавуром выступали в "Олимпии" на протяжении трех месяцев подряд, и каждый вечер зал был набит до отказа, и какую бы песню мы не начали играть, публика встречала буквально первые такты ревом, потому что все знали каждую песню наизусть. Сейчас о таком никто не мечтает и на этом уровне у нас никого нового нет.
Григорий Либергал: Очень жаль.
Поль Мориа: - Следующий вопрос я задам с вашего позволения по-английски, потому что, боюсь, что по-французски мне будет нелегко его сформулировать. За эти годы вы прошли через большое количество музыкальных перемен. Как вы сами считаете, на какой стадии находится сейчас ваша музыкальная карьера, и какими будут ваши следующие шаги?
Поль Мориа: Мне кажется, что вот уже несколько лет мое творчество эволюционирует, и объясняется это тем, что на меня большое влияние оказывает музыка молодежных бит-групп, как я уже говорил. Сейчас, меня, как музыканта, чрезвычайно занимают электронные инструменты, и я думаю, что в будущем я буду все большее и больше обращаться к электронике. Поскольку электронные инструменты называют механическими приборами, лищенными чувствительности — вы знаете, такое мнение бытует. Но мне кажется, здесь все зависит от того, как эту электронику применять. Например, в Японии есть замечательный музыкант...
Григорий Либергал: Томита?
Поль Мориа: Дa, Томита, вы его, я вижу, знаете. Он играет... Я вижу, что вы в курсе всего на свете... Итак, он играет исключительно на электронных инструментах, но ему удается передать столько чувства, нюансов, перемены темпа. И я хотел бы в будущем попробовать такой сплав между традиционными инструментами — скрипки и т. д. и новыми, создать диалог между этими инструментами и электронными инструментами. Этим я хотел бы заняться.
Григорий Либергал: Вчера мы были свидетелями как раз такой трактовки композиции Вангелиса Папатанассиу "Альбедо", и это было просто здорово. Не сочтите это за комплимент, но это было намного интереснее, чем чисто электронная версия самого Вангелиса. Знаете, в вашей версии была и теплота, и жизнь...
Поль Мориа: Да, именно этого я и хочу добиться! Когда я услышал впервые этот диск Вангелиса, начало там просто великолепное. Но ведь иногда нужны скрипки, нужно пианино, нужно что-то живое! Хорош именно синтез того и другого. Нужно, чтобы ритмическое своеобразие электроники, ее божественную ирреальность оттеняли скрипки (поет). А этого можно добиться только применяя обычные, "настоящие" инструменты. Только так достигаете синтез.
Григорий Либергал: Одним из самых интересных событий в вашей карьере был альбом "14 вальсов Шопена". Вы не собираетесь снова записать что-нибудь подобное?
Поль Мориа: Нет. Знаете, в жизни приходится делать выбор. Я знаю, что я смогу сделать, а что — нет. Я считаю себя неплохим музыкантом в области популярной музыки, но симфоническую музыку я забросил давным-давно.
Пластинку, которую вы упомянули, я сделал скорее на пари. Это было сделано на пари, потому что вальсы Шопена были написаны для фортепиано, и переложить их на скрипки очень трудно. И как-то мне было сказано: "мне кажется, что сделать оркестровый диск вальсов Шопена невозможно". Я ответил этому человеку: "Я попробую это сделать!". И я сделал этот диск Шопена. Это было очень трудно. Мне пришлось пустить в ход все свое воображение, чтобы такие фортепьянные пассажи (поет) зазвучали на скрипках. Это очень трудно.
Но даже если бы это было легко, я считаю, что симфонической музыкой должны заниматься симфонические музыканты. Вы знаете, у нас во Франции есть Парижский оркестр, оркестр Оперы, Национальный симфонический оркестр, у этих оркестров свои дирижеры, а нужно, чтобы каждый занимался своим делом, тем, что ему больше удается.
Григорий Либергал: И какие же у вас планы - ближайшие и более отдаленные?
Поль Мориа: Вернувшись во Францию и отдохнув две недели, я уезжаю в Соединенные Штаты. Там я хочу провести один опыт. Вы, конечно, знаете, что такое музыка "диско". Прекрасно. Так вот, от музыки диско все немного устали уже, и в Америке, и у нас. Ко мне обратились с одним предложением, и оно меня соблазнило, поскольку это может оказаться интересно - сплав между "диско" и так называемой "музыкой островов", ну как это объяснить — калипсо, только современное.
Григорий Либергал: "Реггэй"?
Поль Мориа: Именно "реггэй". Просто невероятно, вы все знаете. Мы этот сплав собираемся назвать "сока" — "со" от слова "соул", музыка души, "ка" от слова "калипсо". Вот, попробуем сделать что-то новое, и это я буду записывать в Америке. Мне нужно было сочинить для этой пластинки десять композиций, кое-что я уже сделал. Этот опыт я хочу поставить с американскими музыкантами. Я столько слышал разговоров об Америке, я гастролировал в Америке, я Америку знаю, но не устаю поражаться тому, какая там замечательная музыка, сколько чудесных пластинок. Поэтому я хочу сам поработать там, ибо это будет непохоже на те диски, что я делаю во Франции. Я жду этого с большим нетерпением.
Григорий Либергал: Действительно, интересная идея.
Поль Мориа: Поживем, увидим, что из нее получится.
Григорий Либергал: А ваши планы записать пластинку с Мирей Матье?
Поль Мориа: Меня попросили сделать для Мирей двенадцать новых песен - сочинить песни, аранжировки и записать ее с моим оркестром. Этот диск должен называться "Мирей Матье поет Поля Мориа". Меня об этом попросили Мирей и Джонни Старк, это было прошлым летом, но на то, чтобы сделать двенадцать песен, нужно время. Однако, я уверен, что вскоре я этим займусь.
Григорий Либергал: Что бы вы хотели сказать советским радиослушателям?
Поль Мориа: Я прежде всего хотел бы сказать, что я в отчаянии, что у нас во Франции так плохо знают советских музыкантов. Я, работающий в шоу-бизнесе, живущий в мире музыки - даже я и то в этом вопросе невежда. Я не знаю советских композиторов, и это непростительно. Во Франции выступают многие советские артисты и музыканты - но всегда с традиционной музыкой — Моисеев, Большой, цирк, Хор Красной Армии, это все, конечно, прекрасно, но у вас чудесная композиторская молодежь, здесь я это понял. Нужно, чтобы ее знали.
И поэтому мое самое искреннее пожелание — чтобы скорее настал день, когда советская музыка совершит настоящее вторжение во Францию, и тут я буду помогать всем, чем смогу.
Григорий Либергал: А что для вас означает русская классическая музыка, русская народная музыка?
Поль Мориа: Это один из самых богатых фольклоров в мире, и на нем в большей, чем в других странах мере лежит печать горения души, энтузиазма. Да, для меня русская народная музыка -это тепло и энтузиазм.
Григорий Либергал: Спасибо, месье Мориа.

ИНТЕРВЬЮ С ДОМИНИКОМ ПОНСЕ
для программы всесоюзного радио
гостиница "Метрополь", Москва, 28 января 1978 г.
Интервью провел Григорий Либергал
Звукорежиссер Рудольф Фомичев

Григорий Либергал: Рядом со мной сидит месье Доминик Понсе, один из лучших звукорежиссеров в Европе. Прежде всего, месье Понсе, я хотел сказать, что многие советские звукорежиссеры, ваши коллеги, просили меня выразить вам свое восхищение и уважение, поскольку, как они полагают, ваша работа сыграла не последнюю роль в той широкой популярности, которой пользуется сейчас во всем мире оркестр Поля Мориа. Сегодня, пожалуй, первый раз, когда в программе советского радио выступает зарубежный звукорежиссер, и поэтому нам хотелось бы знать ваше мнение о том, какое место занимает звукорежиссура в мире современной музыки, какова ее роль в создании того "конечного продукта", который артисты выносят на суд публики, насколько звукорежиссура стимулирует художественные, творческие процессы. Что вы об этом думаете?
Доминик Понсе: Я думаю, что в мире современной эстрадной музыки, поскольку мы с вами будем говорить именно о ней, звук, звучание как таковое играет все более и более важную роль. Объясняется это целым рядом причин. Во-первых, сами инструменты все больше и больше "электронизируются", и сейчас нам приходится иметь дело с такими музыкальными инструментами, о которых мы лет десять назад и не помышляли, во-вторых, постоянно усложняется и сама техника звукозаписи, также обрастающая новыми приборами и инструментами. Уже сейчас мы в Париже регулярно пользуемся аппаратурой для магнитозаписи на 24 дорожки, огромными и сложнейшими микшерными консолями, к которым в свою очередь подключается большое количество дополнительных приборов и приспособлений. И мне кажется, что именно в силу этого звук становится все более важной вещью.
Естественно, что людям, широкой публике нравится музыка, но звучание само по себе становится важнее и важнее. Мне трудно сказать, почему мы пришли к такому положению вещей, когда звук становится "вещью в себе", быть может, причина того в традиционной у нас в последние годы слабости самой музыки? Во всяком случае, мне кажется, что это именно так.
Григорий Либергал: Скажите, а как во Франции становятся звукорежиссерами? Мы все более или менее точно представляем себе каким образом можно стать певцом, композитором или даже аранжировщиком, но профессия звукорежиссера до сих пор покрыта налетом таинственности. Вы - один из тех немногих звукорежиссеров, которым удалось добиться высокого авторитета, я бы даже сказал - популярности, пусть не у широкой публики, а среди профессионалов. Поэтому, отвечая на мой вопрос, просто расскажите о себе, о вашей карьере, о том, каким образом вы достигли нынешнего положения?
Доминик Понсе: Я стал звукорежиссером во-первых, потому, что всегда любил музыку, в детстве я учился играть на пианино, и продолжалась эта учеба несколько лет, я прекратил занятия только в 12 или 13 лет, у нас дома музыка звучала постоянно - родители музицировали, звучала классическая музыка, у меня были брат и сестра - они увлекались джазовой музыкой, одним словом в нашей семье музыка окружала тебя. А когда я немножко подрос, у меня появился магнитофон - собственно, первая вещь в жизни, купленная мной за свои заработанные и накопленные деньги - и поначалу я просто переписывал на нero пластинки, радиопередачи и пение птичек в саду - одним словом, простые вещи, - а потом в одной газете я прочел статью о звукорежиссере, работающем в одной из паржских студий звукозаписи. Я увидел на фотографиях студию, аппаратную записи со всеми магнитофонами, микшерскими пультами... Именно эта статья заставила меня понять, что этим я, пожалуй, хотел бы заниматься. Не то, чтобы это меня просто потянуло к себе, нет, серьезно, именно в тот день, по статье в газете я и выбрал себе профессию и решил стать звукорежиссером.
С тех пор прошло немало лет, я занимался делами, не имевшими никакого отношения к избранной, но еще далекой профессии - я учился в Высшем коммерческом училище, но это меня не интересовало, я не доучился, бросил институт, меня забрали в армию и я попал в школу связистов, немного изучал там электронику - вот единственное общее из того, что я делал в армии и что делаю теперь. Демобилизовавшись из армии, я не пошел ни в какой институт, поскольку ни в одном институте звукорежиссеров не готовили, а другие дела меня не интересовали.
Я поступил очень просто; вынул из кармана авторучку и стал писать письма на все парижские студии звукозаписи. Я нашел в справочнике их адреса и потом писал всем чуть ли не под копирку ия хочу стать звукорежиссером и хотел бы стажироваться у вас." Все студии мне ответили "вы нам не нужны", были и такие, что вообще на мои письма не ответили, и только с одной студии пришло письмо где мне отвечали "мы на знаем, возможно, мы и заинтересуемся вами, но пока никаких гарантий. Приходите к нам для беседы." Это была тa самая студия, где я работаю по сей день.
Григорий Либергал: Студия "Де-Дам"?
Доминик Понсе: Да, студия "Де-Дам", и меня там взяли нa работу ассистентом звукорежиссера, сначала условно, с испытательным сроком в два или три месяца, мне сказали, что за три месяца станет видно, гожусь ли я для этой профессии, и когда эти три месяца прошли, меня оставили, и я оставался ассистентом звукорежиссера почти три с половиной года, и я стал звукорежиссером уже в прямом смысле слова только потому, что освободилось место, кто-то ушел, и меня повысили в звании. Если бы этого не случилось, я мог бы проходить в ассистентах еще три, четыре, пять лет -у нас никогда не знаешь, что с тобой будет. И практически все французские звукорежиссеры моего поколения прошли такой же или похожий путь, правда, пока работаешь ассистентом, пока ты лишь помогаешь, успеваешь многому научиться.
Григорий Либергал: Вы работаете только с оркестром Поля Мopиa или со всеми артистами, которые записываются в студии "Де-Дам"?
Доминик Понсе: Мне довелось записывать, наверное, всех французских певцов и оркестрантов, одного за другим, ведь артисты - народ легкомысленный, и верностью, в том числе - верностью звукорежиссеру - они не отличаются. Исключение - Поль, поскольку я работаю с ним с самого начала. Я записывал практически всех французских певцов, известных в вашей стране, и многих других, которых вы не знаете. Иногда я записывал с ними лишь одну пластинку, иногда - пять, шесть или еще больше, со всеми получалось по-разному. Из известных я записывал Сержа Лама, Джонни Холлидея, Демиса Русоса, Нану Мускури - и массу певцов малоизвестных, которых и называть не стоит.
Григорий Либергал: А кто был режиссером звукозаписи оперы Джонни Холлидея "Гамлет"?
Доминик Понсе: "Гамлета" записывал не я, с Холлидеем я работал четыре-пять лет назад, с тех пор он предпочитает записываться в Америке. Название пластинки, которую мы делали с ним, я забыл, потому что столько приходится записывать, что всего не упомнишь. Я помню, что это был большой диск, а остальное забыл.
Григорий Либергал: Вам довелось работать со многими эстрадными оркестрами?
- Нет, единственный оркестр, который я записывал, это оркестр Поля Мориа, но зато с ним я записал примерно 450 - 500 мелодий, а может быть и больше.
Григорий Либергал: Впечатляющая цифра! Расскажите о своем сотрудничестве с Полем Мориа, о том как оно возникло, что вы оба нашли друг в друге, расскажите, как вы работаете с ним. Что это - просто совместная работа двух профессионалов или нечто большее?
Доминик Понсе: Вопрос интересный. Итак, с Полем я познакомился, еще будучи ассистентом звукорежиссера, поскольку я помогал практически на всех сеансах записи, в том числе и на тех, где записывался его оркестр, тогда еще мало известный. Был я и на сеансе, когда мы записывали "Голубую любовь", на очень важном для Поля сеансе. Я оказался там случайно, поскольку мы, звукоинженеры, редко работаем бригадами. Обычно у нас сколько-то часов работает один звукорежиссер, потом другой, потом ассистент, Я много раз был ассистентом на записях Поля Мориа, и когда звукорежиссер, которому я обычно помогал, ушел с работы, Поль, вполне естественно, попросил, чтобы работу на этой пластинке продолжил я, поскольку мы уже сработались и отлично друг друга понимали. Поль - очаровательный человек, увлекающийся, горячий, открытый, он ведь с юга Франции.
Итак, он сам попросил, чтобы именно я был предоставлен в его распоряжение для работы над этой не законченной еще пластинкой, что было очень хорошо с его стороны, поскольку ведь он не знал, могу ли я хоть что-нибудь делать самостоятельно, ведь это был мой первый сеанс в качестве звукорежиссера. Знаете, обычно все в первый раз боятся. Я не просто боялся, мне было очень страшно. Но как-то все хорошо получилось, и с тех пор мы прекрасно понимаем друг друга, и вот уже восемь лет мы с Полем работаем вместе. Он тоже кое-что понимает в звукозаписи.
Когда говорят, что в определенной мере своим успехом оркестр Поля Мориа обязан звукозаписи, в этом есть толика правда. Да, обязан чуть-чуть, не больше, но и не меньше, действительно, существует специфическое звучание оркестра Поля Мориа, мы нашли это звучание, этот звук вместе, и с тех пор он остается неизменным. Именно поэтому я думаю, что другой звукорежиссер почта наверняка не сумел бы добиться такого звучания, хотя я не делаю ничего особенного. Просто между нами - дирижером и режиссером существует уже настолько тесная связь... это довольно трудно объяснить, но, как правило я сначала стараюсь записать так, чтобы это понравилось Полю, а потом, с его согласия, вношу свои коррективы, чтобы результат нравился нам обоим.
Григорий Либергал: Вы слышали, что сказал об этом известный американский продюсер Том Дауд? Он сказал; что успех Поля Мориа зиждется на "феноменальной, тугой прозрачности звука". Так вот, как вы того достигаете? И вообще, как вы работаете вместе? Большинство наших слушателей никогда не бывали на сеансе звукозаписи, поэтому расскажите нам, как и когда начинается собственно работа звукорежиссера? Наверное, задолго до того, как вы запускаете магнитофон?
Доминик Понсе: Поначалу действительно было именно так, но теперь, когда мы приладились друг к другу, мы работаем довольно быстро. Собственно говоря, непосредственная работа над долгоиграющей пластинкой начинается с отбора композиций, которые должны быть на ней записаны. Раньше Поль делал это сам, но вот уже некоторое время и я принимаю участие в отборе. Нас собирается несколько человек - обычно трое или четверо: продюсер, дирижер, звукорежиссер и концертмейстер - и мы дискутируем, обсуждаем "кандидатуру" каждой песни. Это - очень важный момент, поскольку Поль пользуется упехом на международной сцене и в силу этого приходится отбирать прежде всего вещи, которые могут иметь международный успех. Мы отбираем и несколько французских композиций, но всегда немного, поскольку французский рынок очень ограничен, и, например, сегодня Поль куда популярнее в Японии, в Южной Америке или целом ряде других стран.
Итак, отобрав все нужные композиции, мы назначаем дату сеанса звукозаписи. За это время нужно создать аранжировки. Это - работа Поля, здесь я права голоса не имею. Ему известен секрет успеха, он, как говорится, "знает формулу", поэтому он либо пишет аранжировки сам, либо их правит и утверждает.
Собственно запись начинается с записи ритм-группы, то есть бас-гитары, ударной установки, гитары и экзотических ударных инструментов. Мы записываем подряд двенадцать-четырнадцать композиций в исполнении одной только ритм-группы. Как правило, на это уходит два-три дня. Потам мы отдельно записываем духовые, то есть трубы, тромбоны, саксофон, если он есть, иногда и флейту; на это обычно уходит дня два. Потом наступает очередь струнных - скрипки, альт, виолончель. Потом мы записываем хор, но далеко не во всех вещах бывает хор. В последние очередь записываются солирующие инструменты - рояль, клавесин, челеста, синтезатор, орган, электропиано Фендера - одним словом, все клавишные, если они выполняют солирующую функцию. И, наконец, приходит самый важный момент, момент, когда рождается звучание как таковое - это миксаж. Здесь мы стараемся не спешить, не ошибаться, и поэтому именно миксаж, то есть сведение уже готовых записей в одну, занимает больше всего времени.
Сейчас, когда мы научились работать очень быстро, и при известном везении на сведение одной двухминутной пьесы у нас уходит минимум три часа, поскольку, знаете, когда работаешь на 24 каналах, это все-таки сложно. Ведь каждый инструмент оказывается на своей дорожке и при сведении с ним можно делать все что угодно - от наложения эха и изменения стерео-перспективы до любого намеренного искажения его звучания и компрессирования динамики. Стереофония особенно важна для Поля - он даже пишет музыку или аранжировку с учетом стереофонии - чтобы разные инструменты как бы отвечали друг другу слева и справа. На самом деле стереофония, которую вы слышите на наших пластинках, не настоящая. Это псевдостереофония, как бы это объяснить - электрическая стереофония, она возникает в процессе миксажа, а не при записи. Но при записи эстрадной музыки приходится стремиться к зрелищности и броскости. Надо, чтобы подчеркивалась то одна, то другая группа инструментов, то справа, то слева. Все эти трюки делаются при сведении.
Григорий Либергал: А как вы учитываете то, что у широкой публики как правило нет высококачественной воспроизводящей аппаратуры? Что вы делаете, чтобы запись, которая очень хорошо звучит через студийные мониторы, хорошо слушалась и на дешевом домашнем оборудовании?
Доминик Понсе: Буду откровенен. Еще несколько лет назад нам приходилось это учитывать. Мы очень внимательно следили за тем, чтобы стерефония была совместимой с монозаписью, чтобы она хорошо звучала и при монофоническом воспроизведении. Но это ставило перед нами слишком много проблем, и вот уже несколько лет, по нашей с Полем совместной договоренности, мы, как бы это сказать, чуть-чуть закрываем глаза на то, как это будет звучать в монофонии. Другими словами, сейчас мы мыслим исключительно категориями стереофонии. Что же касается людей, у которых плохая аппаратура для проигрывания пластинок, то они все равно ничего в хорошем звучании не понимают, к большому сожалению, и только портят диски.
Итак, сейчас мы работаем исключительно в стереозвуке, но несмотря на все, при последних стадиях миксажа мы уделяем огромное внимание субъективному впечатлению от музыки, от записи, мы постоянно контролируем ее на слух, причем вы представляете себе огромные мониторы в большой студии, и мы слушаем очень громко. В последнее время мы ведем контрольное прослушивание при уровне громкости 110-120 децибел. Это, как вы понимаете, очень и очень громко, от этого очень устаешь, но для работы такая громкость необходима. Но, после того, как мы смикшировали стереовариант при этой страшной громкости, на самой лучшей аппаратуре, после этого мы гоняем окончательную запись уже моно, через маленький динамик, довольно тихо; это нужно, чтобы понять, как же будет звучать наша запись, скажем, по транзисторному приемнику, не искажается ли баланс и так далее. Другими словами, мы, конечно, учитываем монофонию, но все же главное внимание уделяем стереофонии.
Григорий Либерга: Понятно. Это очень интересно. Месье Понсе, здесь, в нашей стране вы работаете с оркестром Поля Мориа в качестве звукорежиссера на концертах. В чем заключается главное отличие записи в студии и работы в зале?
Доминик Понсе: Разница эта колоссальна, и я сразу же должен сказать, что вопросы озвучания концертов это вовсе не мое дело. Впервые я оказался за концертным пультом лишь в этом году, в Японии. И меня это страшно удивило - я ожидал услышать совсем не то, что услышал, ведь раньше я ни разу не слышал оркестр Поля Мориа именно на концерте, так что я даже не знал, чего же мне ждать. Я знал, какого звучания желательно было бы добиваться в зале, но вот как его добиться, я не знал. Пожалуй, главная разница при работе в студии и в зале - это сложность оборудования. Оборудование для озвучания концертов очень простенькое - ведь его надо все время возить, нужно, чтобы оно было очень крепким и выносливым, нужно, чтобы его можно было быстро установить и подготовить; когда каждый день переезжаешь из города в город, конечно, сложная аппаратура становится непозволительной роскошью. К несчастью, наша эхо-камера разбилась по пути в Москву, и поэтому звук оказался хуже, чем мог быть. Жаль, но ничего не поделаешь. Починить ее мы так и не смогли. Несмотря на все, работники зала, в котором мы выступаем, оказались очень любезны и предложили нам работать на их эхо-камере. Итак, главное отличие в простоте оборудования.
На концертах мы применяем динамические микрофоны, даже для группы скрипок, их приходится ставить совсем близко, это искажает тембровую окраску - а в студии микрофоны стоят далеко и никому из музыкантов не мешают. Кроме того, помимо звука, идущего через громкоговорители, приходится учитывать также и "прямой" звук, идущий прямо со сцены. Если зритель сидит близко от сцены, он слышит сразу и естественный звук, и звук усиленный. Поэтому звукорежиссеру нужно сделать так, чтобы зритель сидящий далеко, оказался в не худшем положении, а достичь идеального баланса исключительно трудно. Мне кажется, что здесь на концертах звук неплохой, но судить об этом не мне, а публике.
Григорий Либергал: На одном из недавних концертов я сидел в самом дальнем конце зала, и после первой вещи баланс был очень хороший, и только первая пьеса прозвучала немного жестко - много подчеркнутых верхов и мало пластики. Но потом звук был чудесный, и я должен npизнаться, что никогда не слышал в этом зале подобного звучания, хотя здесь выступало немало известных музыкантов. Например, здесь же выступал оркестр Джеймса Ласта, но звук на его концерте не шел ни в какое сравнение с концертами Поля Мориа.
Но собственно говоря, вопрос не в этом. Мне хотелось бы знать другое - к чему вы стремитесь, в качестве звукорежиссера на концерте? К тому ли, чтобы оркестр звучал со сцены максимально похоже на то, как он звучит в студии? Или же выявить какие-то черточки, возможные именно только на концерте?
Доминик Понсе: Именно как в студии, да! Именно поэтому звукоинженер театра, в котором мы здесь работаем, меня спрашивал, зачем нам вообще нужна эхо-камера. Он меня спрашивал: "Зачем вы "ставите эхо" на струнные, на скрипки - зачем это?" А я ответил : "Конечно, художественной цели в этом нет, единственное, зачем это нужно, это чтобы точнее сымитировать звучание пластинки". А ведь это большая и сложная проблема. Посудите сами - в студии мы пишем каждую группу инструментов отдельно, а на сцене все играют вместе, и больше всего от этого страдает звучание скрипок, так как остальные инструменты их подавляют, их приходится больше усиливать и тем самым искажать их изысканное звучание. Во многом это зависит и от акустики зала. Здесь как мне кажется, акустика хорошая, но зал строился не под эстрадные концерты, и в результате у меня возникали проблемы с "эффектом Ларсена" - на средних частотах, как вы слышали, бывал периодически какой-то рокот, воющий шум. К сожалению, у меня не было с собой одного прибора, я оставил его в Японии, а в Париже не успел купить новый, так как мы были в Париже всего один день и тут же приехали сюда. Это параметрический эквалайзер с регулировками на двадцати пяти частотах. В Японии я им пользовался так: когда в зале никого еще нет, я "открывал" все микрофоны, эхо-камеру, все оборудование, и увеличивал громкость, пока какая-нибудь частота не начинала мне явно мешать. Тут я ее раз - и уберу. Потом опять прибавляю громкость и снова ищу. Иногда приходилось корректировать одну частоту, иногда две-три. Это очень точный прибор, и с его помощью можно устранить даже серьезные акустические дефекты зала. Здесь же у меня возникали проблемы из-за зала. Кстати, я консультировался перед поездкой со специалистами по озвучанию концертов, ведь я в этом деле новичок, и мне сказали - никогда не пользуйся этой штукой. Я все-таки воспользовался и не жалею. Конечно, это не только очень практично, но и очень дорого. Такой эквалайзер стоит очень дорого.
Григорий Либергал: Ваши впечатления о реакции публики на ваши концерты. С одной стороны, вы - один из главных исполнителей, от вас зависит так много; с другой - вы единственный музыкант, сидящий не на сцене, а в зале, и вы можете лучше других чувствовать, что публике нравится, а что нет. Что вы об этом думаете?
Доминик Понсе: Честно говоря, я почти все время очень занят звуком. К тому же поначалу я не знал программу концерта наизусть, ведь здесь Поль играет несколько вещей, которые вообще не записаны на пластинки. Приходится за всем следить, не отвлекаясь. Но, конечно, вы правы - я действительно слышу, как реагирует публика, слышу даже отдельные реплики, которыми обмениваются сидящие неподалеку зрители. К сожалению, я не знаю русского языка. Я очень хотел бы надеяться, что советский зритель остался доволен нашей музыкой, это было бы счастьем, в том числе и для меня, но ведь вам легче судить, нравится или не очень, так как вы лучше знаете свою публику. Я же только вижу, что аплодируют, и аплодируют много, но ведь аплодируют во всем мире - где громче, где тише. Вдруг тем, кто нравится, у вас аплодируют еще громче? Так что только вы можете знать наверняка, нравится это публике или нет, а мы лишь смеем надеяться что да, что они уходят довольные, что мы их не оглушили, потому что в первые дни работники театра говорили нам, что мы играем слишком громко, но я заметил вот что: каждый раз, когда композиция Поля закачивается крещендо, когда все музыканты останавливаются сразу, а я в этот момент прибавляю громкость - публика аплодирует сильнее, это действует психологически.
Григорий Либергал: Теперь нам хотелось бы услышать ваши соображения на тему того, является ли звукорежиссура искусством. Ведь это одна из немногих музыкальных профессий, где критерии профессионально-технические тесно переплетены с эстетическими критериями? Хотелось бы знать ваше мнение и о том, каковы критерии работы звукорежиссера, другими словами, чем хороший режиссер отличается от плохого?
Доминик Понсе: Это очень тяжелый вопрос, и ответить на него тем труднее, что для изощренного уха, для человека с изощренным музыкальным слухом существует множество звуковых почерков, существует почти столько же типов организации звучания, сколько существует разных звукорежиссеров. Звук есть в большей степени продукт индивидуальности звукорежиссера, нежели характерная черта конкретной студии. Одними особенностями разных студий не удастся объяснить, например, тот факт, что сейчас вся эстрадная музыка пишется, так сказать "сблизи", без эхо, в "матовых" тонах, без дополнительной коррекции, причем со все большим разделением труда.
Со мной случалось такое, что я не узнавал мною же сделанные записи, если их микшировал другой звукорежиссер.
Итак, звукорежиссер оставляет на записи печать своей индивидуальности, своего таланта, своего, почерка. Это очевидно.
Но вот является ли звукорежиссера искусством? Искусство, пожалуй, слишком громкое для этого слово, хотя каждый раз, когда ты касаешься кнопки или регулятора на микшере, ты неизбежно навязываешь записываемому тобой произведению свой вкус, свою манеру слушать, свою, наконец, личность. Именно поэтому так непохожи друг на друга записи, сделанные в Европе и в Америке, или в Англии. Собственно, даже в Европе, совсем нетрудно отличить английскую пластинку от немецкой или французской.
Публика, вернее, не вся публика, а некоторая ее часть, тоже вносит свою лепту в специфику звука. Сейчас во Франции все сходят с ума по "американскому звучанию", а несколько лет назад в моде у самой широкой французской публики было "английское звучание", и тогда все ездили записываться в Лондон, даже французские артисты. Сегодня в Лондон ездить стали чуть меньше, не зато возникло "американское звучание", и в Париже немало продюсеров, которые требуют от нас сделать им "американское звучание", а это вовсе не всегда удается. Не удается просто потому, что я ведь не американец. У нас такая же аппаратура, как у американских режиссеров, так что дело тут не в оборудовании, дело тут в голове, в образе мышления, в ушах, в привычке слушать, в стиле работы. Опять же, у нас нет никаких профессиональных секретов, меня никогда не пугает, если какой-нибудь звукорежиссер приходит посмотреть, как я работаю - мне нечего скрывать, но и нечему учиться - это трудно выразить и сформулировать; если вы позволите, я проиллюстрирую это на примере одной истории.
Был один случай, когда один очень известный артист с не менее известным продюсером хотели записываться у меня. Мы уже работали с ним раньше и подружились, но тут я был занят, и мог освободиться не раньше, чем через месяц. Так долго ждать они не могли, и они мне говорят: "слушай, мы тогда поедем записываться в другую студию, но ты можешь по дружбе сказать, как ты пишешь скрипки?" Я отвечаю: "ничего не выйдет, я могу сказать, тут никакого секрета нет, но вам все равно не удастся это повторить. Мой единственный секрет в том, что я пишу так, как нравится мне, а вам неизбежно понравится что-то другое".
Поль постоянно поражается, что часто я знаю его аранжировки и оркестровки лучше его самого. К тому времени, как мы заканчиваем запись новой пластинки, я знаю наизусть партию каждого инструмента, без исключения. Поль меня всегда этим дразнит, а у меня просто, к счастью, хорошая музыкальная память, хотя просто память у меня, увы, плохая. И когда я сижу за микшером и работаю с теми же скрипками, я проигрываю их партии на много тактов вперед, естественно, это сказывается на том, как они у меня звучат, другой звукорежиссер, наоборот, сумеет подчеркнуть именно сиюминутную эффектность.
Хотя я работаю за зарплату, я никогда не работаю для других, все, что я делаю, я делаю для себя, я тружусь над тем, чтобы можно было услышать именно то, что мне хочется слышать, и, как правило, люди, которые стремятся работать со мной, приходят ко мне потому, что им нравится тот или иной диск, который я записывал, и как правило, они мне доверяют. И есть немало таких артистов и даже продюсеров, которые ничего не просят и не требуют во время самой записи и даже при миксаже. Они полагаются на меня, и в таких случаях я свободен. Иногда, конечно, они указывают, каким должно быть соотношение громкости между отдельными инструментами, но в остальном решаю я. Действительно, пластинка, по крайней мере в своей звуковой части, есть явление сугубо личное, индивидуальное, и здесь мы имеем дело с творчеством - ведь у каждого есть свои маленькие мании и увлечения, каждый имеет свой почерк, и в том, что касается моего творчества, я настоящий маньяк и я это сознаю.
Другими словами, звукозапись - безусловно, творческий процесс, но все же назвать звукорежиссера художником, артистом, было бы слишком громко. Здесь главное - любить свое делю. Я свое люблю, и пытаюсь записывать других так, как нравится мне.
Григорий Либергал: Какие из своих записей вы считаете самыми удачными? Какие вам больше всего нравятся самому?
Доминик Понсе: Не знаю, правда, не знаю. Я занимаюсь этим делом уже больше двенадцати лет, но ответить не смогу, потому что... Были записи, канувшие в безвесность, хотя мне они доставили немало удовлетворения... например, я сделал серию пластинок, которая называлась "Кристал Грасс" ("Хрустальная трава") это нечто в стиле "диско", сейчас очень популярном, скорее, в духе филадельфийской ветви "диско", и с "филадельфийским звучанием", здесь нам удалось добиться такого же звучания в парижской студии. Мне этот жанр вообще очень нравится. Эту серию я еще не закончил, сейчас, вернувшись домой, я продолжу эту работу, хотя скорее всего, эта музыка не будет пользоваться у нас коммерческим успехом. Я также очень люблю записывать Поля Мориа, поскольку, хотя это и не совсем поп-музыка, он всегда идет навстречу любым предложениям, и звук у его дисков уже сложился свой, неповторимый.
Но если вы внимательно прислушаетесь, то заметите, что вот уже на протяжении нескольких лет этот звук все-таки эволюционирует. Поль Мориа всегда готов пробовать что-то новое, и среди его записей есть немало таких, что мне очень нравятся. Нравятся настолько, что я часто переслушиваю их дома - они красивы и хорошо записаны.
Тем не менее я должен вам сказать, что в целом я не слишком удовлетворен результатами своей работы, поскольку каждый раз я что-то ищу, стремлюсь добиться какого-то конкретного результата, но часто он от меня ускользает, сам не знаю почему. Я редко бываю доволен. С другой стороны, я боюсь дожить до того дня, когда я буду всем доволен, потому что это будет значить, что с этого дня я уже ни на что не гожусь.
Все мои коллеги, все знакомые звукорежиссеры тоже редко бывают довольны. Они вечно жалуются, что хотели сделать так-то и так-то, но не хватило времени... Ведь студии у нас страшно дорого стоят. Пожалуй, главная проблема звукозаписи - это высокая стоимость работы в студии. Начинающим музыкантам хорошая студия просто не по карману, И у нас, к сожалению, нет времени на творческие поиски оптимального звучания. Нам отводится такой жесткий срок, что можно улучшить что-то, но искать новое некогда. Для меня главная проблема именно в этом. Поэтому есть несколько пластинок, которыми я остался доволен, но их до обидного мало. Я не хочу сказать, что остальные пластинки я плохо записал, нет, но их можно было сделать и лучше. Я в этом уверен.
Григорий Либергал: А теперь традиционный вопрос. Вы впервые в нашей стране. Расскажите о своих впечатлениях о нашем городе, о наших людях.
Доминик Понсе: Я сожалею только об одном - от том, что у нас так мало времени, В Москве мы провели всего неделю, и хотя много где побывали и повидали немало, хотелось бы смотреть еще и еще. Вот сегодня утром весь оркестр возили в очень красивую старую деревню (Архангельское). Нашим всем там очень понравилось, они в восторге, а я даже не смог поехать, я должен был готовить аппаратуру. Обидно.
Я счастлив, что оказался в Москве. На меня сильное впечатление произвели масштабы города. Здесь все огромное - огромные здания, огромные улицы, огромные магазины. Для меня это было неожиданностью, совсем не такой я представлял себе Москву. Я почти ничего о вас не знал, хотя прочитал немало. Я знал, что мы далеко друг от друга в географическом смысле, но близко в человеческом. В Москве я убедился, что это действительно так.
Итак, я счастлив быть в Москве, но мне катастрофически не хватает времени на общение. Я не успел познакомиться ни о одним москвичом, за исключением наших переводчиков - они чудесные люди, окружили нас вниманием, без них я просто пропал бы, не зная языка, работать очень трудно.
Григорий Либергал: Скажите, а вы знакомы с работой советских звукорежиссеров?
Доминик Понсе: У меня дома есть один-единственный диск, я купил его в Париже, но он был записан в Москве, фирмой "Мелодия". Это концерт Ляпунова, вам известного. Я раньше не знал этого композитора, но однажды услышал эту запись по французскому радио, и подумал "как хорошо записано". Именно поэтому я его и купил. Он действительно здорово записан, с глубокой стереофонией. Других советских дисков у меня нет. Может быть, я слышал и другие работы советских звукорежиссеров, если ваши записи переиздавались западными фирмами.
- Большое спасибо. Интервью было очень интересным.
- Спасибо вам, мне самому было интересно.

Кругозор № 5 1978, Май
ОРКЕСТР ПОЛЯ МОРИА
Артем Гальперин
Фото Л. Лазарева

Из письма в редакцию: "В Москве не так давно гастролировал оркестр Поля Мориа. Нам. очень хотелось бы услышать его записи и прочесть об этом популярном дирижере и композиторе на страницах "Кругозора".
Александр и Екатерина Урядовы г. Пенза

Когда одиннадцать лет назад Поль Мориа вместе с оркестром парижского мюзик-холла "Олимпия", вместе с певцами, клоунами и акробатами вошел в зал аэропорта Шереметьево, московские репортеры, вежливо поздоровавшись с ним, все же твердо прошли мимо и плотным кольцом окружили юную Мирей Матье.
Теперь, в 1978 году, эти имена по популярности сопоставимы. И сегодня разговор о "феномене Мориа" стоило бы начать с констатации удивительного успеха его оркестра, обозначившегося заранее, до начала гастролей, с размышления о том, сколь велика потребность человека в современных "Песнях без слов", в прекрасных мелодиях-цветках, точно сорванных Мориа во многих уголках земного шара.

- Наш оркестр не единственный в своем роде,- говорил в Москве французский дирижер - но то, что мы, по-видимому, выбрали верные краски, чтобы утолить "мелодическую жажду" многих и многих любителей музыки, я понял, лишь услышав в Гонконге, что нас очень хотели бы видеть в Бангкоке, где оркестр будто бы чрезвычайно популярен...
В чем же суть этого удивительного музыкального перевода, столь точно найденного музыкального знаменателя, одинаково верного для слушателей разных широт и континентов?
Прежде всего в отборе мелодий. Мориа делает это самым примитивным путем, слушая пластинки, следя за хит парадами - списками наиболее популярных мотивов и песен. Киноуспех или телереклама бегут впереди аранжировки, заранее гарантируя Мориа надежный рынок.
- Я пользуюсь стабильностью сбыта, - говорит дирижер, - чтобы повысить качество работы. Меня порой упрекают в разнице сценического и пластиночного звучания. Дело объясняется просто: в записи участвует 60 человек, а в гастролях - 30. Некоторые вещи сложно исполнить во время турне, например, мои переложения русских и советских мелодий, требующих так называемых "больших скрипок". Но в общем-то в студиях и на эстраде я стараюсь добиться одного и того же - беспрерывного улучшения, постоянной модернизации звучания. В этом изменении огромную роль играют техника и бесценные люди оркестра. Среди них немало "звезд" вроде саксофониста Уильяма Локвуда или целых "созвездий" вроде группы мексиканских трубачей - Рамона Флореса, Виктора Гусмана. Гильермо Эспиносы и Адольфо Сахагуны. не говоря уже о струнной группе или моих коллегах - пианистах Жераре Гамбюсе и земляке марсельце Жане Бернаре.
С Бернаром, удивительно похожим на Фернанделя, мы долго беседовали о методе и труде Мориа.
- Если бы мне предложили дать Полю прозвище,- заметил Бернар - я бы назвал его "Мориа-качество" или "Мориа-улучшатель" - что-нибудь в этом роде. И так было всегда. Когда он учился в консерватории на своей родине - в Марселе, когда, приехав в Париж, пот* ребовал у всесильного Эдди Барклэ сорок музыкантов для исполнения своих обработок. Так обстоит дело и сейчас, когда он часами выискивает какое-нибудь фантастическое звучание для сюиты на бразильские темы, последней песенки Барбары Стрейзанд или "Венгерского танца" Брамса.
И мне думается, что, пожалуй, в названных случайно Бернаром произведениях и отразился широчайший репертуарный охват Мориа. От фольклора через эстраду к классике. Дирижер и считает, что соединение в одном ансамбле классических, народных и джазовых инструментов предвещает то далекое время, когда появятся, быть Может, универсальные, без деления на роды и виды, оркестры музыки будущего.

На одиннадцатой звуковой странице в исполнении оркестра под управлением Поля Мориа - мелодии "Мэми блю" (Ю. Жиро) и "Эль Бимбо" (К. Морган)
 
"Советская эстрада и цирк", 1978, №7 (250)
БОЛЬШОЙ ОРКЕСТР ПОЛЯ МОРИА
Светлана Чекрыгина
Фото А. Шибанова
 
(материал написан на основании предшествующих публикаций и местами приправлен фантазией автора)

В нашей стране гастролировал "Большой оркестр Поля Мориа", широко известный любителям эстрадно-симфонической музыки по разным пластинкам, выпущенным фирмами грамзаписи во многих странах мира. С Полем Мориа, авторитетным французским дирижером, композитором, аранжировщиком беседовала наш корреспондент Светлана Чекрыгина.

ПОЛЬ МОРИА: "Вы, наверное, удивитесь тому, что мой оркестр - понятие как бы и существующее и не существующее. В нем нет постоянного состава музыкантов. Оркестр набирается или лучше сказать, формируется каждый раз заново перед записью каждого нового диска и перед каждой гастрольной поездкой. В Париже много блестящих музыкантов. И когда речь идет о записи, я приглашаю тех, кто имеет наибольший опыт в такого рода работе. Кроме того, я всегда приглашаю исполнителей из разных стран мира.
Среди многочисленной скрипичной группы - выпускники Парижской, Филадельфийской, Нью-Йоркской консерваторий. Я вообще считаю, что в каждой стране есть "свой" инструмент, которым национальные музыканты владеют лучше всего, который для них органичен. Поэтому и а этот раз на гитарах у меня играют бразильцы, на трубах - мексиканцы. Известные виртуозы представлены и в других группах инструментов. Но если при записи пластинки я учитываю только высокий класс, безупречность профессиональной подготовки, - что во всех случаях является условием непременным, - то при формировании гастрольной "команды" приходится учитывать психологические, деловые и чисто человеческие качества."

— Гастроли — с оркестром или без него — это не преходящая, не побочная, а основная форма музыкальной деятельности Поля Мориа. Интересно, что за время гастролей он пролетел на самолете около 700 тысяч километров. А это немного меньше, чем путь до Луны и обратно.
В Москву в составе оркестра приехало только тридцать человек. Только - потому, что в отличие от выступлений на эстраде, при записи на пластинку Поль Мориа очень часто использует в два раза больший состав.
И тут мы должны отметить первый принцип из того своеобразного кодекса, которого придерживается в своей многогранной деятельности прославленный дирижер. Этот принцип - довольно резкое разделение "работы" на запись и, непосредственно, на публику. Интересно, что Поль Мориа никогда не включает в программу концертных выступлений вещи, которые уже записаны на пластинку.

ПОЛЬ МОРИА: "Я считаю, что этим можно только испортить впечатление от записанного исполнения, которое происходит в идеальных акустических условиях, с использованием самой современной аппаратуры и новейших достижений в способе записи музыки на пленку."

— Как видим, при учете плюсов и минусов, Поль Мориа отдает большее предпочтение не эмоциональному подъему, рожденному непосредственно контактом с публикой, а таким бесстрастным, но вполне объективным вещам, как акустика, электроника.
Поль Мориа - отнюдь не отвлеченный музыкант, плохо разбирающийся в перипетиях реальной действительности. Напротив, это не только музыкант, но и педагог, администратор. И свидетельство тому - постоянное существование "Большого оркестра" с непостоянным составом, но с неуклонно растущей "кривой популярности". В 1965 году оркестр был собран впервые, чтобы записать композицию Поля Мориа, занявшую на ежегодном телеконкурсе в Париже всего лишь третье место. Прошло некоторое время и пластинки с обработками и оригинальными произведениями Поля Мориа, композициями, одинаково интересующими людей разных возрастов и самых разных профессий разошлись в разных странах мира огромным тиражом, превысившим шесть миллионов экземпляров. Как же возникла идея создания именно такого оркестра?

ПОЛЬ МОРИА: "Я приехал в Париж в 1960 году с точным ощущением, что на смену "йе-йе" снова должна вернуться мелодическая французская песня. И, наверное, именно поэтому меня в те годы увлекало не столько дирижирование, сколько сочинительство и аранжирование. Постепенно со мной начали сотрудничать Морис Шевалье, Шарль Азнавур, Далида, Катарина Валенте и, наконец, я стал аккомпаниатором и художественным руководителем программ Мирей Матье. Именно с ней я впервые приехал в Советский Союз в 1967 году, возглавив на это время оркестр мюзик-холла "Олимпия". Кстати, театр этот не имеет постоянного оркестра. Есть лишь несколько концертмейстеров, а музыкантов приглашают только для выступлений с артистами мюзик-холла. Именно тогда, наверное, и возникла у меня идея о рентабельности такой работы с оркестром, а запись "Love is blue", - которую у вас в стране переводят как "Голубую любовь", а в Америке, как "Грустную любовь" потому что, как мне тогда объяснили, голубой цвет наводит на размышления о грустном, - явилась лишь первым шагом, претворившем идею в реальность."

— Оставаясь композитором, администратором, педагогом Поль Мориа все большее предпочтение отдает профессии дирижера, профессии, которой он увлекся уже в семнадцать лет, собрав в Марселе студенческий оркестр и став его руководителем. Сейчас Полю Мориа пятьдесят один год. За это время он получал золотые пластинки в США, Японии, Канаде, Аргентине, Мексике, Бразилии, был участником больших фестивалей в Рио-де-Жанейро, Мехико, Токио.

ПОЛЬ МОРИА: "Еще а Марселе вышла небольшая пластинка с записями моего первого оркестра. Каким-то образом она попала в поле зрения Андрэ Томазо - заместителя директора парижского литературно-артистического агентства по культурным связям. Он показал этот маленький диск известному французскому дирижеру Юберу Росгэну, который, кстати сказать, тогда, в 1957 году, только что вернулся из Москвы с VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов, куда он выезжал вместе с лучшими эстрадными дирижерами Джерри Мэнго и Мишелем Леграном. Юбер Ростам, прослушав пластинку. сказал: - Парень он действительно способный и от него можно ждать многого."

А началось все с того, что впервые Поль Мориа проиграл на фортепиано по слуху несколько популярных мелодий, когда ему было три с половиной года. Вошедшего я дом отца мать встретила восклицанием:
- Послушай, да ведь наш Поль умеет играть на пианино. Отец не поверил, но послушать захотел. И тогда мальчик уже специально для него одной рукой проиграл те же мелодии еще раз.

ПОЛЬ МОРИА: "Мой отец не был профессиональным музыкантом. Но в данном случае важнее, что он любил и знал музыку. Обладал он и еще одним уникальным качеством - он был великолепным педагогом. Всесторонняя помощь и руководство со стороны тонкого и разносторонне развитого человека оказали на первых порах на меня самое благоприятное воздействие. Оно заложило основы моего музыкального и общехудожественного кругозора. Консерваторию я закончил по классу фортепиано, но после недолгих колебаний решил, что формирование своего оркестра мне будет интереснее, нежели карьера профессионального пианиста.
Я считаю, что в музыкальном мире только дирижер обладает настоящей самостоятельностью.
Если бы я не стал музыкантом, то непременнсг бы выбрал профессию архитектора. Это мое признание вряд ли удивит кого-нибудь, потому что если проводить аналогии, то аналогия между зтими двумя профессиями очевидна. Создавая собственное произведение, аранжируя чужое, обдумывая программу концерта или собирая произведения для очередной пластинки, музыкант - будь то композитор, аранжировщик или дирижер, сталкивается приблизительно с тем же кругом вопросов или проблем, с которыми сталкивается архитектор, строитель. Думаю, что всем очевиден знак тождества между создателями архитектурных ансамблей и нашим трудом. Еще в древности сравнивали ансамбль, созданный из дерева или камня с застывшей музыкой."

— Внутренняя и внешняя собранность, постоянный самоконтроль, обоснованность каждого творческого решения - все эти черты Мориа-человека отражаются и на манере исполнения "Большого оркестра Поля Мориа".
Разностороннее образование Поля Мориа, разнообразие его интересов, тонкое музыкальное чутье позволяют ему, создавая новую программу очередного диска, отбирать из множества популярных сегодня мелодий несколько наиболее интересных с его точки зрения и не ошибаться в этом выборе.

ПОЛЬ МОРИА: "Для меня до сих пор непререкаемыми авторитетами являются Пол Маккартни, Жан Баккара и Мишель Легран. Я считаю, что в какой-то степени Пол Маккартни был пионером а области песни, создав совершенно особый, только ему присущий ритм. Жан Баккара - тоже личность. Услышав его мелодию и даже не зная, чьему перу она принадлежит, вы никогда не спутаете автора, ибо этот напев мог быть создан только им и никем другим. Что же касается Мишеля Леграна, то он - всесторонний композитор, одинаково интересно работающий в разных музыкальных жанрах - его искусство в написании музыки к кинофильмам, к песням и для концертных оркестров всегда интересно и самобытно. И в этом смысле я бы мог назвать его одним из самых современных композиторов."

— Еще задолго до того, как югославская фирма грамзаписи "Сузи" совместно с американской "Си-Би-Эс" выпустила диск-гигант "С любовью из России", Поль Мориа аранжирует двенадцать мелодий русской и советской песенной классики и выпускает в 1965 году пластинку, названную им "Вечная Россия".

ПОЛЬ МОРИА: "Мне очень жаль, что на западе мало грамзаписей произведений русских и советских композиторов. Но во время этой поездки к вам я приобрел множество грампластинок и непременно отберу из них произведения, которые затем включу а программу моей новой пластинки. Очень хочется записать еще один диск с популярными мелодиями вашей страны.
Посетители ваших концертных залов очень внимательны, восприимчивы к музыке, и к исполнителям относятся крайне уважительно. Ежевечерне мы выступали перед двумя с половиной тысячами зрителей. Я знал, что в вашей стране выпущено несколько лицензионных пластинок с записями моего оркестра, но, мне кажется, принимали нас совершенно объективно.
Реакция советской публики значительно отличается от привычной мне реакции публики западной. Мне кажется, это объясняется тем, что у вас нет печатного бума, организованного прессой, бума, который возводит на пьедестал одних и ниспровергает других, по причинам, зачастую не имеющим и творчеству ни малейшего отношения.
Наша публика проходит обработку обильной дозой рекламы и уже заранее подготовлена к приятию или неприятию артиста или коллектива. И если появлению артиста или диска не предшествовал рекламный бум, то пластинка, певец или песня могут и вообще не пробиться и непредвзятостью восприятия."

На фото:
Поль Мориа приветствует советских зрителей
 

Говорит и показывает Москва (еженедельник), ноябрь 1978
РАДИО: ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ПОЛЯ МОРИА
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 3 ДЕКАБРЯ, 1 ПРОГРАММА, 18.30

Недавно в нашей стране проходили выступления французского оркестра под управлением Поля Мориа. Это был второй приезд коллектива в Советский Союз. Впервые наши зрители и слушатели познакомились с ним в 1967 году. Тогда, во время выступлений оркестра в Ленинграде, и родилась песня Поля Мориа «Когда рассвет, товарищ?». Первое ее исполнение проходило на борту легендарного крейсера «Авроры». Эта песня, написанная на стихи поэта Гастона Бонёра, стала необычайно популярной не только у нас в стране, но и во многих других странах. О чем она? Об Октябрьской революции, о вере в победу светлых идей. Многие, вероятно, помнят, как два года назад в Большом театре певица Мирен Матье исполняла эту песню.
Во время последнего пребывания Поля Мориа в Москве музыкант встречался с советскими слушателями и зрителями в Доме дружбы с зарубежными странами, в Центральном Доме работников искусств, на телевидении и в концертном зале, где проходили выступления оркестра. Он дал несколько интервью корреспондентам. В одном из них он сказал:
— На протяжении всего концерта я чувствовал, как сосредоточенно вслушиваются ваши слушатели в исполнение и как реагирует зал, который в самом конце взорвался от радости. Это удовольствие от музыки у них выражалось открыто. Вот в чем главное отличие вашей публики. Она серьезнее и строже и в тоже время теплее и благодарнее.
В передаче вы услышите новые, недавно полученные из Парижа записи оркестра под управлением Поля Мориа. Автор и ведущий передачи - журналист Григорий Либергал.

Советская культура 1979/03/27
В ПАРИЖЕ, ПОД МУЗЫКУ ВИВАЛЬДИ. ВСТРЕЧА С ПОЛЕМ МОРИА
А. Шашкова

Французы любят музыку. И не только те, кто по вечерам заполняет концертные залы и театры, покупает пластинки и следит за новинками, не пропускает специальные передачи по телевидению, посвященные разным музыкальным жанрам. Конечно, парижские таксисты не распевают, как венецианские гондольеры, но все-таки музыка сопровождает вас повсюду. На рынке почти наверняка услышите уличного певца, аккомпанирующего себе на аккордеоне. Вы спускаетесь в метро и останавливаетесь в переходе перед флейтистом или скрипачом, самозабвенно играющим Моцарта и не обращающим ни малейшего внимания ни на спешащую толпу, ни на звон бросаемых монет. Стоя на улице в длиннющей очереди за билетам и в кино, можете послушать целый маленький концерт, который даст вам совсем юная пара. Она будет петь для вас, а он играть на гитаре. Потом они обойдут зрителей, и вы тоже бросите им несколько монеток. Кто знает, может быть, сегодня вы услышали будущую Эдит Пиаф? Первые свои песни она тоже пела на парижских улицах... Стоит ли удивляться, слыша музыку в магазинах грампластинок? И все же недавно в Латинском квартале, перебирая разноцветные конверты с пластинками, я невольно за мерла, услышав знакомую мелодию.
— Это последний диск Поля Мориа, — объяснил мне продавец. — И то, что вы слышите, называется «Баллада Вивальди». Очень красивая вещь, неправда ли?
... Поль Мориа принимает меня в своем рабочем кабинете. Через дверь, приоткрытую в соседнюю комнату, видна гора чемоданов
— Я весь в сборах, — говорит хозяин. — На днях мы отправляемся в турне по Японии.
— А вам хотелось бы снова побывать в Советском Союзе?
— С большой радостью. Я был в СССР всего два раза. И это были очень короткие поездки. Первый раз я приезжал с Мирей Матье и дирижировал сопровождавшим ее оркестром. Ровно год назад я был в Москве уже со своим оркестром. За неделю мы дали восемь концертов и, конечно, многого не успели увидеть. Хотелось бы снова приехать в Советский Союз. Я обещал моим музыкантам показать Ленинград. Но очень хотелось бы побывать и в других городах. Возможно, мне удастся попасть в Москву уже осенью этого года. Но это только проекты.
— В прошлом году вы выступали в Москве. В Ленинграде вы были во время вашего первого турне?
— Да, это было очень давно. Но я до сих пор не могу забыть ленинградские белые ночи. Никогда больше я не видел ничего подобного. Ночные прогулки по Ленинграду! Правда, днем мы все валились с ног от усталости, ведь спали по два-три часа... Ну, а Москва — она невероятно хороша зимой. Как прекрасны заснеженные Красная площадь и Кремль! Москва стала для нас настоящим открытием.
— Что вы можете сказать о советской публике и о приеме, который она вам оказала?
— Прием был самый теплый. Что же касается публики, то прежде всего она поразила нас своим отношением, я бы даже сказал, уважением к эстрадной музыке. Нас слушали так же внимательно и серьезно, как слушают симфонический оркестр. И что особенно замечательно, на мой взгляд, что каждый раз эту публику надо «завоевывать». Советская публика сама выносит свой «приговор». Она не принимает артиста или ансамбль безоговорочно только потому, что где-то они признаны и любимы. Но уж если она вас оценила, то благодарность ее превосходит все ожидания! Уверен, все мои коллеги разделяют это мнение.
— Во время вашей последней поездки вам удалось побывать на каком-нибудь концерте или в театре?
— К сожалению, нет. Мы ведь каждый вечер давали концерты. Но зато здесь, в Париже, я стараюсь не пропускать ни одного выступления советских артистов. В декабре я видел Ленинградский кировский балет. Это, бесспорно, одна из лучших балетных трупп в мире. Сравнительно недавно я слушал Шуберта в исполнении Святослава Рихтера. Это выше всяких похвал. Не часто выпадает счастье слушать таких музыкантов. Во Франции нет ни пианистов, подобных ему и Гилельсу, ни скрипачей, подобных Ойстраху или Когану.
— С кем вы встречались в Москве?
— Контакты были в основном профессиональными. Опять же все из-за нехватки времени, хотя мне было бы интересно познакомиться поближе с обычными людьми. Ну, скажем, с теми рабочими одного из московских заводов, которые написали письмо в Москонцерт с просьбой о дополнительном концерте, потому что на запланированные им не хватило билетов. И мы дали дополнительный концерт... Во время одной из встреч с московскими музыкантами и композиторами я познакомился с чудесной парой — Сергеем и Татьяной Никитиными. Их песню «Баллада Вивальди» я обработал и записал во Франции на пластинку... Так вы ее уже слышали? Необыкновенно красивая мелодия. Она пришлась особенно кстати и потому, что этот год в музыкальном мире объявлен годом Вивальди. Но самое поразительное то, что Никитины даже не профессиональные музыканты.
— Вы записывали другие произведения русских и советских композиторов?
— После возвращения из Москвы записал только «Балладу». Я связан контрактом с фирмой «Филлипс» и далеко не всегда свободен в выборе вещей, которые хотел бы записать. Но еще раньше вышел целый альбом русской народной музыки в моей обработке.
— Что бы вы хотели передать вашим друзьям в Советском Союзе?
— Я бы хотел пожелать им успехов. Успехов во всем. И надеюсь с ними встретиться в будущем. Нас сближает не только музыка. У нас много общего, нам интересно не только обмениваться взглядами на ту или иную проблему, нам есть чему поучиться друг у друга.

Музыкальная жизнь № 11 1979, Июль
ЗВЕЗДЫ ЗАРУБЕЖНОЙ ЭСТРАДЫ. ПОЛЬ МОРИА
Беседу вела Т. Бутковская
Фото А. Шибанова

Советским слушателям хорошо знакомо имя Поля Мориа. В нашей стране выходили большими тиражами пластинки с записями его оркестра. Мы слышали о нем в передачах Всесоюзного радио. Наконец, встречались с Полем Мориа в концертных залах Москвы и Ленинграда - в 1967 году, когда Мориа приезжал к нам вместе с Мирей Матье, и в 1978 году во время его гастролей с эстрадно-симфоническим оркестром.

Поль Мориа в 14 лет окончил с отличием Марсельскую консерваторию по классу рояля и намеревался стать пианистом. Но судьба рассудила иначе: открывший вдруг для себя джазовую музыку семнадцатилетний музыкант собирает свой первый оркестр, с которым начинает выступать в самых известных французских и европейских кабаре и мюзик-холлах. Уже тогда Мориа увлекся оркестровкой и композицией. Переехав в Париж, он показал свои первые опусы Шарлю Азнавуру. Знаменитый певец с интересом отнесся к произведениям молодого музыканта и включил их в свой репертуар. С тех пор Мориа аранжировал для Азнавура 120 песен, он работал также с такими звездами французской эстрады, как Морис Шевалье, Далида, Катарина Валенте. В течение трех лет Поль Мориа был музыкальным руководителем Мирей Матье, для которой написал немало песен.. Среди них - "Мое кредо", "Одни в мире", "Когда я прихожу", "Приходи на мою улицу", "Простое письмо", "Когда же рассвет, товарищ". Последнюю Мирей Матье, кстати, исполняла в Москве. Широкая международная известность пришла к Полю Мориа с выходом пластинки, на которой была записана его песня "Love Is Blue" - "Любовь голубая".
Мориа сделал огромное количество записей. По подсчетам французских журналистов, он провел в студии за дирижерским пультом, роялем и на озвучивании 4200 часов и налетал на самолетах путь длиной в 700.000 километров.
Он был удостоен Большой премии диска и наградой МИДЕМ во Франции, получил Золотые пластинки в США, Австралии, Канаде, Аргентине, Мексике, Японии, Бразилии. Большой успех сопутствовал Мориа во время его выступлений на международных фестивалях в Рио-де-Жанейро, Мехико, Токио...
- "Своего" оркестра, как, впрочем, и у Мишеля Леграна и других дирижеров эстрадных, эстрадно-симфонических оркестров и т. д., - рассказал Поль Мориа в беседе с нашим корреспондентом, - у меня нет. В Париже есть двести-триста музыкантов, работающих в студиях, есть около сотни скрипачей, виолончелистов, которые играют, скажем, в Опера де Пари или на Французском радио, в Национальном оркестре... Поэтому, когда я еду на гастроли за рубеж или собираюсь записывать очередную пластинку, выступать на телевидении, я обращаюсь к этим музыкантам и заключаю с ними контракт на определенный срок. Правда, я пытаюсь сохранить основное ядро исполнителей.
Все певцы, с которыми я раньше работал, были не моими солистами - это я был у них на службе. На афишах крупными буквами значилось: поет такой-то, а внизу петитом было набрано: "в сопровождении оркестра Поля Мориа". Но когда я сам добился успеха и меня признали как дирижера - я стал выступать без солистов, тем более, что звезды во Франции очень дороги...
В основе моего репертуара лежат аранжировки известных песен. В программе, которую я показал на последних гастролях в Москве и Ленинграде, прозвучали, помимо моих собственных сочинений, попурри из музыки к фильмам, мелодии из репертуара ансамбля "Битлз". Кроме того, аранжировки классических произведений, в частности "Венгерский танец" Брамса. Это имеет для меня принципиальное значение. Правда, у меня вышел только один "классический" диск, который называется "Вальсы Шопена". Но вообще я считаю, что любому музыканту, занимается ли он симфонической или эстрадной музыкой, необходима классическая основа. Можно сочинять поп-музыку, но при этом надо знать Равеля и Дебюсси. Незнание классики, нелюбовь к ней сужает творческий горизонт и потенциал музыканта.
Лет 12 тому назад я написал в содружестве с Франком Пурселем песню, которая стала широко известна во всем мире. Она называлась "Шарио" - "Я последую за ним". Меня ужасно раздражало, что в те годы во Франции превозносилась любая англосаксонская музыка, какого бы качества она ни была. Появился этакий эстетический снобизм: все, что делалось во Франции, а главное, французскими музыкантами, считалось устаревшим и неоригинальным. Тогда я предложил Франку Пурселю сочинить нечто "а ля америкэн" и подписать, скажем, итальянским псевдонимом. Успех превзошел все наши ожидания: песня получила первое место среди эстрадных произведений зарубежных авторов. Критики и меломаны, представители шоу-бизнеса пытались установить личность автора, но мы сохраняли долгое время наше инкогнито. И как же были удивлены и посрамлены любители всего "made in", когда авторами самой модной иностранной песни оказались... французы.
Мой рассказ не означает, что я выступаю или не выступаю против новых интересных течений в музыке в зависимости от их географического русла... Я считаю, например, что современной эстрадной музыке много дал и ансамбль "Битлз", и вообще рок. Сейчас, кстати, во Франции очень интересные результаты обнаруживает синтез англосаксонской музыки с французской песней. Но я против слепого преклонения перед всем иностранным.
В будущих своих оркестровках я постараюсь максимально использовать возможности электроники. Думаю, что сочетание классических инструментов с электронными может быть очень интересным. Как вы заметили, у меня много клавишных инструментов: фортепиано, электроклавесин, органы и два синтезатора. Конечно, это влияние молодежных групп, которые я люблю слушать. Все, что молодо и ново, захватывает меня...
В 1967 году я сделал аранжировку популярной во всем мире песни "Подмосковные вечера", у меня вышла также пластинка с двенадцатью русскими народными песнями "Россия вечная". Я всегда очень любил русские народные песни. Меня поражает в них удивительный синтез светлой грусти и оптимизма. Русская музыка - жемчужина мирового искусства. Не случаен интерес к ней.
Недавно у меня вышел диск, в который я включил аранжировку мелодии, написанной непрофессиональным, но, на мой взгляд, очень талантливым советским музыкантом Сергеем Никитиным. Эта мелодия называется "Под музыку Вивальди". Хочется продолжить сотрудничество с советскими композиторами.
Я храню самые лучшие воспоминания о моих гастролях в СССР. И, надеюсь, в скором времени вновь приехать в вашу страну, - сказал в заключение беседы Поль Мориа. - Ваша аудитория абсолютно лишена предвзятых мнений. Более того, у вас нет заранее подготовленного печатного бума, организованного прессой для того, чтобы возвести на пьедестал одних и ниспровергнуть других. И это качество свойственно только советской публике и советской печати.

Кругозор № 6 1982, июнь
РОЖДЕНИЕ МЕЛОДИИ
Артем Гальперин

Недавно шарль Азнавур подвел некоторые итоги своей артистической жизни в альбоме "Автобиография". В нем помещена последняя по времени песенная исповедь Азнавура. Она начинается словами: "И снова смотрю я на комнату в бедном отеле на улице Принца в Латинском квартале. Там у певцов и актеров есть только прошлое - завтрашний день занавешен..." Все-таки у самого Азнавура, как известно, было не только прошлое, но и будущее. Однако прорывался он к нему долго - полжизни. Начиная с десятилетнего возраста, когда маленький Шанурх Азнавурян сыграл роль маленького Генриха IV, и до решающего 1955 года, когда концерты в парижской "Олимпии" принесли первую и самую важную победу тридцатилетнему Шарлю Азнавуру. И уже тогда в его "автобиографическом" блокноте появилась первая запись - песня "О моей жизни".
Что же касается жизни в чисто творческом аспекте, то он начал ее с поэтической работы и только потом стал композитором. Тогда имя его замелькало в программах Пиаф, Паташу, Беко. Но в исполнительском плане французская эстрадная сцена Азнаеура не признавала. Огни большой рампы для маленького, тщедушного человечка с хриплым голосом не зажигались. Внешность его была неприметной. "Если бы я ходил работать на завод,- с иронией восклицал Азнавур,- никто бы ведь не удивился!"
Однако именно та публика, которая ценила в пятидесятых годах "хорошие голоса", разглядела в облике Азнавура черточки и собственной биографии. Она почувствовала, что значит для армянской, бежавшей в 1915 году от геноцида эмигрантской семьи, выходцем из которой был Азнавур, войти в жизнь чужой страны. Как трудно пробиться человеку в "большом чуждом мире". Как хищно подстерегает его старость и как страшна безответная любовь в слепых стенах равнодушного города - все то, о чем пел Азнавур, вдруг неожиданно принесло ему успех. "До него, - говорил Жан Кокто, - отчаяние было крайне непопулярным".
Многолетние попытки Азнавура вырваться из матовой сети, расставленной жизнью (до того, как он стал выдающимся мастером эстрады, кинематографа и театра), выковали его чрезвычайно жесткий артистический характер. "Быстрота работы Азнавура была и осталась феерической,- рассказывал Поль Мориа, до сих пор иногда инструментующий некоторые его песни.- В старые времена Шарль наигрывал мне на рояле в течение одного часа все двенадцать мелодий целой пластинки, тут же по ходу дела объясняя характер обработки, общую идею песни. За этот один час я должен был успеть все записать за ним, ибо возврата к разговору не должно было быть уже никогда, вплоть до выхода диска.
Если я добавлю, что в промежутках этого "сеанса" он успевал поспорить с двумя пришедшими кинорежиссерами, то станет ясно, какой силы творческий Заряд скрыт в этом человеке".
Вряд ли в манере работы - лишь вопрос технологии. Пожалуй, это подход к жизни вообще, метод труда, сложившиеся черты характера артиста-завоевателя, властно взявшего в плен свою аудиторию, в залах, дома у телевизоров, во дворе у транзисторов - всюду, где можно увидеть или услышать трехминутные песенные драмы и комедии Шарля Азнавура.

На десятой звуковой странице - в исполнении Шарля Азнавура песни "Моя трепетная любовь" и "Все проходит" (Оркестр Поля Мориа)

Комсомольская правда 2001/02/28
КУЛЬТУРА. ПОЛЬ МОРИА: В РУССКОМ РЕСТОРАНЕ Я ПОПРОСИЛ "ГУЛАГ" ВМЕСТО ГУЛЯША
интервью взял Богдан Бондаренко - "Экспресс" (Львов) - специально для "КП"

Создатель знаменитого французского оркестра мечтает снова приехать в Россию, но уже в роли туриста

...Он живет в престижном парижском районе, где в отличие от центра царят тишина, покой, много зелени и чистый воздух. Современный дом в несколько этажей, на одном из которых - студия, на другом - жилье... Хозяин принимает меня в своем кабинете. Шикарное фортепиано, конечно, открыто. Вдоль стенки - огромная фонотека, тысячи пластинок (в частности, оркестра Поля Мориа). На подвесных полочках - награды, сувениры... Сам хозяин - очень радушный, невысокого роста, худой. Курит сигареты одну за другой, любезно отвечает на вопросы и время от времени оборачивается к фортепиано, чтобы напомнить гостю знаменитые мелодии, которые он написал...

Мелодия может родиться даже в туалете
- Месье Мориа, у вас здесь так тихо и уютно... Для вас важна тишина?
- Мне без разницы! Я могу работать в любых условиях - я слышу лишь то, что хочу слышать. Ведь какая разница между микрофоном и ухом? Ухо может выбирать, а микрофон - глупый и воспринимает все. Если вы хотите услышать пение птички, вы услышите его и среди шума грузовых машин...
- Когда вы просыпаетесь утром, всегда ли вам хочется работать? Или иногда вы даете себе передышку?
- Всю жизнь я работаю по шестнадцать-семнадцать часов в сутки. Сегодня, например, я проснулся в пять утра. Даже то, что я на пенсии, не изменяет моих привычек. Если вы не полный идиот, всегда найдется, что делать...
- А то, что называется вдохновением, для вас сегодня важно?
- Вдохновение? Я не знаю, что это такое. В конце концов существует столько вещей, которые вы не можете объяснить... Для меня главное - умение передать другим людям эмоции.
А музыка может родиться в любой момент. Однажды меня попросили написать японскому артисту композицию для гобоя. Я искал, искал мелодию, никак не удавалось найти что-то хорошее. И неожиданно, когда я пошел в туалет (смеется), эта мелодия, оп, и родилась. Такое тоже бывает!

Фотограф Брежнева преследовал меня 8 дней
- Вы помните свои гастроли в СССР? Я читал, что в Ленинграде вас поразили белые ночи...
- Первый раз я приезжал с Мирей Матье, и мы выступали в Москве и Ленинграде, теперь вы его называете Санкт-Петербургом... Да, белые ночи - это было очень интересно, мы спали лишь по три-четыре часа.
А потом я приезжал уже со своим оркестром. У нас было запланировано семь концертов, зал был полон. Успех оказался настолько большим, что пришлось давать дополнительные концерты. Но в зале были (и это меня удивило) одни и те же люди - депутаты...
Знаете, что я хорошо помню? В ресторане однажды я сделал ужаснейшую ошибку. В меню было одно блюдо, которое называлось г-г-г... Словом, я сказал: "Дайте мне "ГУЛАГ"!"
- Вместо гуляша?!
- Да! Представьте удивление официанта, ведь это было во время правления Брежнева. Кстати, его фотограф, которому очень нравилась моя музыка, преследовал меня восемь дней. Он ходил с нами на экскурсии. Например, в Мавзолей. Туда стояла километровая очередь, но нам разрешили войти сразу. А однажды этот фотограф привел меня к... священнику, который тоже оказался очень большим моим почитателем - у него были все мои пластинки. Батюшка благословил меня. Хотя, признаться, я полный атеист, но это мне не повредило... Кстати, в России меня еще помнят?
- Конечно!
- Это хорошо.
- В свое время у нас были очень популярны ваши пластинки. Вы имели прибыль с их продажи?
Поль Мориа делает выразительный жест - ноль.
- В те времена они брали мой диск, зарабатывали на нем, а я не имел за авторские права ничего!
- На одной из ваших пластинок вышла композиция "Под музыку Вивальди", написанная Никитиным...
- Как вы говорите: Никит..? Это тот англичанин, который написал вещь на смерть леди Ди?
- Нет-нет! Это были Сергей и Татьяна Никитины, русские барды, вы аранжировали их песню.
- Я? Когда? Не помню! Давайте, я попрошу секретаршу, чтобы она посмотрела в записи. Как вы говорите: "Под музыку Вивальди"? (Дает соответствующее распоряжение милой секретарше, которая спустя некоторое время возвращается с листком, на котором выведена фамилия Никитины. - Авт.) Да, да, теперь я, кажется, припоминаю эту пару. Они приезжали сюда, но это было много лет назад... Знаете, я работал более чем с двумя тысячами произведений, так что удержать все в памяти просто невозможно.

Я начинал с почтальона...
- Правда, что вы были коммунистом?
- Да, но, когда наступила эпоха правления Хрущева, я сразу все понял. Я был очень молод... Кстати, мне жаль, что Горбачев в свое время не остался при власти. Он мне очень нравился.
- Вы следите за политикой?
- Всегда! Надо знать, что происходит вокруг... Несмотря на то, что я зарабатываю много денег, я выходец из простой семьи. И всегда голосую за левых и всю свою жизнь буду голосовать за них. Я начинал, как отец, с обычного почтальона. Я знаю, что это такое, когда не хватает денег... И вообще раздел на бедных и богатых - это большая несправедливость!!! Ведь между бомжем и миллионером нет разницы. Они одинаковые люди... Вы знаете Альфонса Доде? У меня много его книг, в одной из них он рассказывает историю о принце, который заболел и умирает. Его не может спасти даже то, что он сын короля. Поэтому - зачем?!
- А вы боитесь смерти?
- Я знаю, что умру, и это действительно так. Мы рождаемся, живем, умираем. Меня не пугает смерть, но я один такой из ста, другим нужна вера. Меня долго преследовал страх смерти, но, поскольку я материалист, я сказал себе: "Ты должен овладеть своими нейронами". И мне это удалось. Я не боюсь умереть, это нейроны боятся!
- Говорят, у вас очень крепкий брак?
- Это была любовь с первого взгляда! Хотя говорят, что ее не существует. Я был помолвлен с очень симпатичной девушкой и хотел вступить с ней в брак. Но как-то в одном небольшом клубе, в другом городке, я встретил свою будущую жену и сказал музыкантам: "Я хочу жениться на ней". (Улыбается.) И женился. Нам говорили, что это не будет длиться долго. Но все пошло хорошо. И вот уже сорок семь лет мы вместе.
- Кстати, что за смешной случай произошел однажды с вами, вашей женой и друзьями в лондонском ресторане во время гастролей?
- Откуда вы это знаете?! Джонни Старк, моя жена, Мирей Матье и я сидели в ресторане. Рядом полно артистов: Лиз Тейлор, Ричард Бартон... Неожиданно один официант оступился и облил нас каким-то майонезом. Все так смеялись! Старку тогда даже пришлось переодевать брюки. (Смеется.) Это Мирей вам рассказала?..
- Месье Мориа, у вас была очень насыщенная жизнь, вы работали с легендарными французскими артистами... У вас не возникало желания написать книгу?
- Меня часто об этом спрашивали. Но я не настолько важная персона, чтобы предаваться воспоминаниям!

Личное дело
Мориа родился 4 марта 1925 года в Марселе. Композитор, дирижер, аранжировщик. В 1958 году переехал в Париж, где сотрудничал с Морисом Шевалье, Далидой, Шарлем Азнавуром, Мирей Матье. В 1965 году создал свой знаменитый оркестр. Общее количество проданных альбомов - 30 миллионов (!). Наиболее известные мелодии - "Любовь это грусть", "Иберия". В его аранжировке в СССР стали известны такие мелодии, как "Крестный отец" или тема из "Шербурских зонтиков".

Витрина Петербурга 2002/12/09
БУДЕТ САМ МАЭСТРО!

Вести 2002/12/14
ПОЛЬ МОРИА: "РУССКИЙ СВЯЩЕННИК БЛАГОСЛОВИЛ МЕНЯ, Я И АТЕИСТ…"

Смена 2002/12/
ПОЛЬ МОРИА: "ВСЕЙ СОВРЕМЕННОЙ МУЗЫКИ НИКТО НЕ ЗНАЕТ"

Уникальный подарок ждет российских меломанов: 18 декабря, в преддверии 300-летия Санкт-Петербурга, Корпорация "Петербургская недвижимость" представляет в филармонии эксклюзивный концерт легендарного французского Оркестра под управлением Поля Мориа. Великолепные мелодии этого коллектива помнят и любят миллионы наших соотечественников вот уже три десятка лет. Его популярность в 70-е и 80-е годы была феноменальной: его можно даже назвать культовым в нашей стране. Но, к сожалению, в России музыканты гастролировали лишь один раз, выступив в Москве в 1978 году. Прием тогда был на уровне руководства страны - Поля Мориа принял лично Леонид Брежнев!

В 2000 г., по желанию Поля Мориа и под его художественным руководством, великий оркестр продолжил свое существование с новым дирижером - Жилем Гамбюсом. Ученик является достойным продолжателем дела учителя. Жиль закончил консерваторию; он дебютировал в качестве аранжировщика и клавишника в 1976-м. Жиль с 1977-го работал с Полем Мориа и побывал в самых значимых мировых турах оркестра. Всего Гамбюс сопровождал его 18 (!) раз. Кроме того, Жиль аккомпанировал великой французской певице Далиде в ее многочисленных турне.
Сегодня Оркестр Поля Мориа выступает на самых престижных площадках мира как со своими ставшими уже классическими шедеврами, так и с новыми произведениями. Его гастроли в России станут настоящим подарком всем поклонникам хорошей музыки. Эксклюзивно в Петербург со своим оркестром приедет сам маэстро!

Эксклюзивное интервью Поля Мориа перед приездом в Санкт-Петербург:

- Какие впечатления у Вас сохранились после Вашего последнего пребывания в России?
- Я совершил 2 путешествия в Россию, первое - в июне 1967 года с Мирей Матье. Нас было 85 артистов и мы дали 14 концертов в СПб у меня была возможность открыть красоту белых ночей. Второе путешествие я совершил в 1978, я руководил своим оркестром , который давал концерты в Москве к несчастью, от этого пребывания у меня тяжелое чувство того, что мы все время были под наблюдением.
- Как Вас принимали?
- Очень тепло. Мы привезли все наше звуковое оборудование, но оно потерялось в аэропорту и прибыло только через 3 дня. Поэтому нужно было выходить из затруднения с помощью подручных средств, и это было в самом деле тяжело и очень далеко от привычных нам комфортных условий. Команда русских, которой было поручено нас принимать, была очень милой и действовала по настоящему эффективно в процессе урегулирования множества возникших проблем. В конце концов несмотря на достаточно ветхое оборудование, мы смогли играть. Но все это старая история, и я надеюсь, что сегодня оборудование такое же ,как и в других европейских залах.
- Ваши спектакли прошли с успехом?
Очень успешно, и все музыканты были очень довольны, хотя у нас создалось впечатление, что места в зале были заняты в основном политическими деятелями, военными и очень мало было рабочих. После последнего концерта, я захотел, как я обычно делаю, пригласить весь технический персонал выпить по стаканчику в моей ложе. Ответственные лица казались обеспокоенными. В конце концов, я узнал, к моему большому удивлению, что в театре работало более 300 человек.
- С кем вы встречались?
Ни с кем из руководства того времени. Зато, меня все время сопровождал фотограф Брежнева. Он меня сопровождал к мавзолею Ленина, потом к одному попу, который очень хорошо говорил по-французски, знал все мои пластинки; он даже благословил меня, хотя я и атеист!
- Какие особенно яркие впечатления вы сохранили от этой поездки?
- Гордость от того, что я узнал, что Романенко и Гречко попросили поставить музыку, исполняемую моим оркестром, во время запуска ракеты “Салют 6” .
- Какие чувства вы испытываете по отношению к русскому народу?
- Чувство братства и соучастия. Музыка сближает людей, перестает существовать языковой барьер.
- Какую программу вы играли в последний раз и какую программу вы представляете сейчас?
- В 1978 г. мы играли ту же программу, что и во всех остальных странах, но мы подготовили несколько специальных номеров для русской публики. Для этих концертов я очень тщательно составлял программу. Я всему придаю большое значение, особенно тому, как оркестр исполняет волшебные отрывки из репертуара известные русским, такие как: "Две гитары", "Красный сарафан", и "Стенька Разин".
- Почему оркестр решил именно сейчас посетить Россию?
- Нас пригласили, а мы ждали только этого.
- Чего вы ждете от этих новых концертов в России?
- Показать артистам, что не нужно колебаться, чтобы двигаться вперед, развиваться, даже если технический состав бывает не очень легкий иногда. Возобновлять отношения с этой огромной страной, которая иногда нам кажется столь далекой , хотя на самом деле это часть Европы, которая строится на данный момент.
- Как ваша семья реагирует на рост вашей профессиональной деятельности?
- Моя семья имеет большое значение для меня, и она всегда на моей стороне. Я знаю, что моя мама очень рада моему успеху, даже если она это и скрывает. К сожалению, мой отец очень рано скончался, чтобы иметь возможность следить за моей карьерой. Я знаю, что он бы очень мной гордился. Ведь именно он, простой почтальон, но при этом великий музыкант, дал мне первые уроки сольфеджио и игры на фортепьяно.
- Есть ли у вас домашние животные?
Я обожаю собак. У меня их было очень много, и сейчас у нас с женой есть очень милый пес Beauceron, очень экспансивный по отношению к моим гостям, но очень ласковый.
- Вы счастливый человек?
- Я очень много работаю, но мне повезло, что я зарабатываю на жизнь, занимаясь делом, которое я сам выбрал, и могу разделить это счастье с любимой женой.
- Есть ли у вас другие увлечения кроме музыки?
- Я родился в Марселе, в городе, который расположен на берегу Средиземного моря, и, как все южане, я обожаю играть в петанг (la petanque), особенно летом, когда тепло, и, когда после игры мы с друзьями пьем освежающий пастис (un pastis). Зимой я хожу на концерты, в кино, я слушаю музыку (классическую), а особенно я читаю и перечитываю моих любимых авторов: Бальзака, Флобера и Лафонтена.
- Любите ли вы современную музыку?
- Я не знаю можно ли сейчас говорить о современной музыке. На самом деле существует множество музыкальных течений в мире, и никто не может претендовать на то, что знает их всех.
- Какую музыку вы слушаете?
- Я любил в молодости джаз, а сейчас я слушаю в основном классическую музыку. Бах, Моцарт, Бетховен, Берлиоз, Майер, из русских композиторов я особенно ценю Чайковского и Стравинского. Также я постоянно слушаю французских певцов, таких как Брель, Брасен, Гайнсбург, Барбара, а еще Дени Брийана. Из американских певцов мне особенно запомнились Ф. Сенатра и Э. Фицжеральд.
- Какие современные композиторы вам больше всего нравятся?
Мои пристрастия все время возвращаются к Равелю и Бартоку. Моим любимым дирижером остается Пьер Болез, восприимчивый и интеллектуал до кончиков ногтей.

Курьер 2002/12/11
МОДНЫЕ ЛЮДИ. ПОЛЬ МОРИА: "Я ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ, КОГДА НЕ ХВАТАЕТ ДЕНЕГ..."
Ольга Машкова

(внимание: кунсткамера! Читать осторожно! Материал напоминает школьное сочинение на заданную тему по мотивам в форме интервью, содержит недостоверную информацию, а также изрядную долю фантастики)

"В преддверии 300-летия Санкт-Петербурга корпорация "Петербургская недвижимость" представляет 18 декабря в Филармонии эксклюзивный концерт легендарного французского Оркестра под управлением Поля Мориа". Читая этот анонс, вспоминаю одну сценку из детства: я сижу в кинотеатре "Баррикада" в ожидании очередного сеанса. Не помню, какой фильм тогда показывали, помню лишь мелодию, транслируемую через динамики. Потом я узнала, что это была "Воздушная кукуруза" в исполнении Оркестра Мориа. Французского оркестра, чей успех в нашей стране был поистине феноменален. Для нас, по сути, было не важно, да и сейчас не столь важно, что он работал с Далидой, Азнавуром, Мирей Матье; что общее количество его проданных альбомов перевалило за 30 миллионов; что Мориа был единственным французским артистом, занимавшим (да еще на протяжении нескольких недель) первое место в хит-параде США, что у него есть фан-клуб даже в Японии! Хотя, конечно, все это говорит о многом. Но именно в аранжировке Поля Мориа в СССР стали известны мелодии "Любовь — это грусть", "Иберия", тема из "Шербурских зонтиков"... Благодаря продюсерам Оркестра Поля Мориа я сумела дозвониться до маэстро, чтобы узнать о его предстоящем приезде в Петербург подробнее.

- Г-н Мориа, известно, что на гастролях в России вы не встанете за дирижерский пульт. Вместо вас дирижировать вашим Оркестром будет Жиль Гамбюс. Мало кто может отказаться от руководства чем-либо до конца своих дней или передать свое дело преемнику.
- Действительно, в 2000 году я решил, чтобы под моим художественным руководством Оркестр продолжил свой путь с новым дирижером — Жилем Гамбюсом. Мой ученик достоин этого. Гамбюс закончил консерваторию, дебютировал в качестве аранжировщика и клавишника в 1976 году. Жиль с 1977 года работает с моим Оркестром, и побывал в самых значимых мировых турах. Кроме того. Жиль аккомпанировал великой французской певице Далиде в ее многочисленных турне. Он много работал и в других интересных проектах.
Можно сколько угодно долго говорить банальные фразы, что оркестр для меня — это вся жизнь. Но это действительно так. Я всегда тщательно составляю программу концертов. И придаю большое значение именно тому, как будет звучать Оркестр. И я уверен. что Жиль прекрасно справляется с оркестром.
- Вы были дважды в России. Что-то помнится из предыдущих приездов?
- Впервые я побывал в вашей стране в 1967 году, вместе с Мирей Матье. Но тогда это было совсем другое время. Можно сказать — уникальный случай для СССР. Впервые за долгие годы двери в страну открылись для многих иностранце". Нас тогда приехало 85 артистов и мы дали 14 концертов!
Р. S.: Мирей Матье очень красочно описало те гастроли, бывшими весьма экзотичными для французских артистов:
"Прибытие оказалось куда менее веселое, чем отъезд. Мы испытываем такое же разочарование, как все, кто прилетает в Москву с Запада: здешний аэропорт не выдерживает сравнения с парижским. Почему-то никто из представителей Госконцерта нас не встретил. Мы беспомощно топчемся в огромной очереди к пункту проверки паспортов, словно 85 эмигрантов... В гостиницу "Советская" привезли на автобусе, который, должно быть, сохранился со времен революции: ток сильно в нем трясло. Каждый из нас уже составил собственное мнение о "советском рае". Первое, не совсем приятное впечатление сглаживает водка. И икра с осетриной-гриль..."
...Следующий раз я посетил Россию одиннадцать лет спустя. Тогда я уже руководил своим Оркестром, и мы выступали только в Москве. Опять могу сказать, что, по ощущениям гастроли были необычными. Например, мы все время были под наблюдением спецслужб. Тем не менее, потерялась звуковая аппаратура, которую мы везли. Поэтому надо было выходить из затруднения с помощью подручных средств, и это было в самом деле тяжело и очень далеко от привычных нам комфортных условий. Но радовало, конечно, что публика принимала нас очень тепло. Что удивляло? Казалось, что среди публики в зале все больше политические деятели, военные и очень мало простых людей! Меня все время сопровождал фотограф Брежнева. Именно с ним мы ходили в мавзолей Ленина. Мы были на привилегированном положении, и потому, минуя вереницу туристов, мы вошли туда сразу. Как позже и в Эрмитаж.
А еще я испытал гордость, узнав, что во время запуска ракеты "Соют-6" Романенко и Гречко попросили поставить музыку, исполняемую моим оркестром.
P. S.: Забавно, но с Полем Мориа в России постоянно случались какие-то казусы. Он не только потерял свое оборудование. После очередного концерта г-н дирижер захотел, как он обычно это делает, пригласить весь технический персонал, обслуживающий концерт, выпить по стаканчику. Напугав этим демократическим жестом ответственных лиц. Незабываемой для Мориа стало его ошибка — в ресторане вместо гуляша маэстро заказал... "ГУЛАГ".
Тогда же, зимой 78-го французскою дирижера одолели члены Союза композиторов, мечтающих быть аранжированными Полем Мориа. На всех мероприятиях, где он появлялся, он оказывался заваленным пластинками и партитурами опусов советских творцов. Г-н Мориа все брал и обещал "ознакомиться". Повезло Сергею и Татьяне Никитиным, в общем-то случайно попавшимся Полю Мориа на глаза, когда они пели "Под музыку Вивальди". Через полгода вышел новый диск оркестра "Dans les yeux d'Emilie" с мелодией песни "Под музыку Вивальди".
- Почему едете к нам сейчас? Из интереса — как изменилась наша страна или просто из любопытства?
- Нас пригласили, и признаюсь, мы очень ждали этого! Я знаю, что такое Петербург, его красоту, поэтому опять хотел бы окунуться в это чудо. Тем более что музыка сближает людей, перестает существовать языковой барьер.
- Но говорят, что вы не покидаете свой дом.
- У меня, кстати, замечательный дом. Он очень удобен, я постарался все предусмотреть, на этапе его планировки. Я в нем не только чувствую себя комфортно, но и могу принимать гостей, кое-чем их впечатляя. Не думаю, что я старомоден. Я считаю, что в доме должна быть собака. Я обожаю собак. У меня их было очень много, и сейчас у нас с женой есть очень милый пес, очень экспансивный по отношению к моим гостям, но очень ласковый.
Если же всерьез, то я, действительно, уже мало путешествую со своим оркестром. Тем необычнее будут эти гастроли! Помешать моему визиту может разве что здоровье, к сожалению, люди с годами становятся все более зависимы от этого (Полю Мориа в марте исполнится 78 лет — прим. авт.). Но это не значит, что я ничего не делаю. Я привык всю жизнь работать по 16-17 часов е сутки. И, несмотря на свой возраст, я всегда найду, чем заняться... Причем я могу работать абсолютно в любых условиях. Пусть будет даже шум — я слышу лишь то, что хочу слышать.
- Грузинский театральный режиссер Роберт Стуруа как-то признался, что он порой ненавидит театр, забравший всю его жизнь. А как вы относитесь к музыке?
- Я уже говорил и только могу повторить, что музыка для меня — все. Я счастлив, что занимаюсь тем, чем занимаюсь. И никогда не хотел изменить профессию. Ненавидеть музыку? Почему, если она дает счастье не только тому, кто ее исполняет, а еще и многим людям, кто вдыхает это волшебный аромат звуков!
Деньги? Я очень много работаю, но мне повезло, что я зарабатываю на жизнь, занимаясь делом, которое я сам выбрал.
- В свое время вы были коммунистом...
- Я тогда был очень молод. Когда наступила эпоха правления Хрущева, сразу все понял.
- Вы всегда были политически сознательным человеком?
- Надо знать, что происходит вокруг... Несмотря на то, что я зарабатываю много денег, я выходец из простой семьи. Я начинал, как отец, обычным почтальоном. Я знаю, что это такое, когда не хватает денег...
- Я очень люблю вспоминать слова русского реформатора конца XIX века Петра Столыпина, который говорил, что "деньги — это чеканная свобода".
- Пожалуй, это так. Свобода обязательно нужна человеку, а в нашем обществе ее можно только купить за деньги. Но разве не честно я их зарабатываю?
- Об этом никто и не говорит. Но, кстати, о детстве. Знаете, наверное, для многих в нашей стране, чье детство пришлось на 70-е, вы ассоциируетесь с их детством.
А вы свое детство помните?
- Я родился в Марселе, в. городе, который расположен на берегу Средиземного моря, сами понимаете, какие запахи связаны у меня с первыми годами жизни.
Конечно, детство будет помниться всегда. С годами, и даже лучше, чем недавние годы. Человек так устроен, что в сердце остаются только хорошие воспоминания. Трудно сказать, почему. Листая память, видишь яркое. А дети счастливы всегда, даже если это кажется нереальным. Маленький человек всегда находит то, чему можно радоваться.
- Впереди Рождество — что-нибудь загадываете на следующий год?
- Знаете, я хочу рассказать вам одну историю. Во время наших гастролей в Москве в 1978 году был запомнившийся мне эпизод о котором я уже рассказывал. Так получилось, что меня повели к одному православному священнику, который очень хорошо говорил по-французски, знал все мои пластинки. И вот он благословил меня, хотя я и атеист! Загадываю ли я что-то? Пожалуй, нет, просто хочется, чтобы сбывались хорошие желания...

Звукорежиссер 2010/10/11
ИНТЕРВЬЮ СО ЗВУКОРЕЖИССЕРОМ ПОЛЯ МОРИА
Дмитрий Жуков

Доминик Понсе - талантливый французский звукорежиссер, известный у себя на родине. В разные годы он делал записи для множества известных артистов, среди которых Жорж Брассенс, Жюльен Клерк, Мишель Легран, Владимир Косма, Брижит Бардо, Саша Дистель, Мишель Фюгейн, Джонни Холидей, Франсуаза Арди, Патрисия Касс, Мари Лафоре, Серж Лама, Энрико Масиас, Ив Монтан, Нана Мускури, Клод Нугаро, Андре Попп, Демис Руссос, Сан-Пре, Катерина Валенте…
В течение 30 лет он работал со знаменитым композитором, дирижером и аранжировщиком Полем Мориа, который подарил ему "путевку в жизнь", поверив в его талант, и пригласив к сотрудничеству в качестве звукорежиссера своего большого оркестра.
О том, как складывалась творческая судьба, о работе с маэстро Мориа Доминик Понсе рассказал нашему журналу.

- Доминик, как получилось, что вы связали себя с музыкой, со звуком?
- Я начал учиться игре на фортепиано в 5 лет, как все мои братья и сестры. Когда мне исполнилось десять лет, директор Гренобльской консерватории Эрик Поль Стеккель рекомендовал моим родителям отправить меня на обучение в Париж. Но они не хотели, считая, что я должен пойти в школу как другие дети.
В нашей семье много слушали классическую музыку и джаз. Дома у нас стояли два рояля: один Steinway 1899 года, сделанный в Гамбурге (он сейчас в моей комнате и все еще хорошо звучит), и второй, плохонький, в моей спальне. Мне нравилось играть на слух. Позже, когда мне было около восемнадцати, я играл с двумя друзьями на вечеринках: один мой друг играл на альтовом саксофоне или кларнете, а другой - на ударных.
У меня всегда была очень хорошая музыкальная память, и я в состоянии узнать даже один гитарный аккорд, записанный мною, когда я слышу его, скажем, в рекламе по радио. Думаю, что я все еще помню наизусть каждый записанный мною трек. Причем, опыт студийной работы над сведением уже записанного альбома оказывается очень полезным при создании соответствующего звучания во время концерта, поскольку уже знакомо кто и что будет играть.
Я не переношу чью-либо игру или пение при плохом балансе настройки. Бывало, во время сессий звукозаписи я говорил Полю Мориа: "Фальшивая нота!" - и часто оказывался прав, а Поль был удивлен, потому что он не услышал этого!
Но надо сказать, что у Поля был просто грандиозный слух: он мог безошибочно вычислить допустившего фальшь скрипача. Он учил меня, как слушать звук: например, разные гармоники одной-единственной ноты фортепиано. Это очень интересно, потому что понимаешь, где могут возникнуть возможные ошибки, когда выравниваешь звук. Например, я понял, что в большинстве случаев лучший результат получается при снижении уровня определенных частот вместо повышения уровня других.
Многие артисты и музыкантов спрашивали меня, как я выстраивал звучание струнных, какие микрофоны использовал и как их размещал. Но такие вопросы не имеют смысла, потому что в другой студии, с другой акустикой, с другим пультом результат будет иным. Самое лучшее оборудование не заменит пары ушей. Если вы - профессионал, тогда вы должны уметь получить хороший звук почти всюду. Во время концерта делать это гораздо труднее, так как невозможно вернуться к началу, если ошибетесь. Нужно быть готовым к любой импровизации, при этом оборудование должно быть хорошо отрегулировано.
- Звукорежиссер - не меньший артист, чем музыкант. Это так?
- Когда я только начинал работать в области звука, фирма Philips рассматривала звукорежиссеров как технический персонал, а не как творческих людей. Нам пришлось долго бороться, чтобы наши имена указывались на конвертах пластинок, и, в конце концов, мы добились этого, подняли значимость человека нашей профессии.
- Качественная сторона, оригинальность звучания записей оркестра Поля Мориа поразительны. Вы задали высокие стандарты!
- Я сделал более 1000 записей с Полем Мориа и я до сих пор помню каждую из них! Этот "саунд" его оркестра стал результатом моего подхода к подаче его музыки. Я считаю, что каждый артист индивидуален, и то, что я делал для Поля, я не стал бы делать в точности так же для других исполнителей.
- Какие ваши самые любимые работы?
- Очень трудно выбрать. Я по-настоящему удовлетворен только двумя-тремя десятками из 1000 записей.
- Как долго вы трудились над созданием каждого альбома?
- Над записями мы работали очень много. Проводили в студии по три-четыре недели, чтобы создать альбом из 12 произведений, то есть работали по 10 - 12 часов каждый день из пятидневки, иногда прихватывая и субботы, и воскресенья. Помню, 30 лет назад я рассказал это в интервью для радио, находясь на гастролях в Москве с оркестром Поля Мориа, чем сильно удивил моих собеседников…
- А как вы приняли участие в московских гастролях в далеком 1978-м?
- Я удивился, когда Поль пригласил меня поехать вместе с ним в Москву, потому что в то время многие европейские артисты не стремились оказаться за "железным занавесом", как мы тогда называли СССР. Тогда у власти находился Брежнев… но когда вы создаете музыку, вы не думаете о политике. Вы думаете только о своих слушателях.
- Поль Мориа долго не подозревал, насколько хорошо музыку его оркестра знают в Советском Союзе.
- Вообще у Поля не было никакого основания быть известным в СССР, потому что невозможно было издавать официально его записи. Он был удивлен, когда нашел некоторые свои альбомы в ГУМе. Эти диски были сделаны, я бы сказал, кустарно и выпущены без разрешения и соблюдения его артистических и авторских прав!
- Какая была его реакция?
- Он знал, что ничего не может сделать. С другой стороны, я думаю, он был счастлив побывать в России. Вы знаете, Поль был весьма богат, даже больше чем вы можете себе представить, но всю жизнь голосовал за компартию Франции.
- Концерты тогда проходили в лучшем концертном зале страны - в ГЦКЗ "Россия"...
- Наше музыкальное оборудование затерялось в пути, "благодаря" авиакомпании Эр-Франс. Мы получили его лишь через день. Первый концерт был под угрозой срыва… и тогда нас выручили сотрудники концертного зала. Они по всему городу искали кабели, микрофоны, музыкальные инструменты, пюпитры и т. д.
Со звуком было больше технических трудностей, чем во время гастролей в Японии. Громадный пульт Siemens находился на последнем этаже концертного зала, и я учился работать с ним целых три часа. В зале была только одна система реверберации для всего оркестра, а это очень важный компонент в музыке Поля. Кроме того, со своего места я не мог видеть сцены и слышать выступающих. Так что хороший баланс звука было получить трудно. К счастью, нас окружали хорошие люди, а некоторые из них знали французский, что было приятно.
- Помимо семи концертов, у вас был еще дополнительный концерт и съемки на телевидении.
- Я помню этот дополнительный концерт. Нам сообщили, что рабочие какой-то фабрики не смогли получить билеты, и будут протестовать. Я не верил этому рассказу о рабочих никогда, потому что в СССР никто не мог протестовать против чего-нибудь. И на этом концерте я не заметил ничего нового - в зале сидели все те же чиновники, военные, милиция.
Вообще, мы попадали в разные странные ситуации в Москве. Но главное - не чувствовали себя свободными, так как ощущали наблюдение за собой повсюду. В гостиничном лифте мы часто повторяли "Один, два, один, два, тест, тест, тест, вы хорошо меня слышите?", а в ресторане гостиницы мы говорили с солонками, проверяя микрофоны.
На записи в телестудии "Останкино" запомнился красный Steinway. Очень необычный смешной цвет!
- Как вы стали звукорежиссером Поля Мориа?
- Я работал на студии фирмы Philips ассистентом звукорежиссера. Мы уже сделали несколько альбомов с Полем, среди которых был диск "Love is Blue". Помню, в тот день я делал копии пленки, Поль вошел в комнату и спросил: "Кто сделал эту запись?". Я сказал: "Это я". Он сказал: "Звук очень хорош и именно тот, что я ищу". Потом он спросил меня, хотел бы я записать его следующий альбом. Я был очень смущен, я был лишь помощником, но ответил "да". Мне очень импонировало его доверие ко мне. Так я сделал его следующий альбом и многие, многие другие…
В то время Поль Мориа был одним из главных международных артистов в каталоге Philips. Компания использовала его записи для демонстрации своего высококачественного оборудования на многих профессиональных выставках.
- Начиная с 1968 года заметно улучшилось качество звучания альбомов. А где проводились записи?
- Записи Поля Мориа в ранние годы были сделаны в студии Blanqui на юге Парижа, которая была единственной у Philips. В конце 1968 года мы переехали в студию Des Dames в престижном пригороде на северо-западе Парижа. Прежде она носила название Polydor, и когда Philips приобрела Polydor Records, студию переименовали, потому что она не была очень популярна - все оборудование было устаревшим и изношенным. Вместо него мы установили новые пульты Polygram, магнитофоны Studer, громкоговорители Lansing и т. д.
- Расскажите, как вы обычно работали в студии?
- В начале 1970-х мы располагали только 4-дорожечными студийными аналоговыми магнитофонами Studer и микшерским пультом Philips, сделанным в Голландии. Основными микрофонами были Neumann U-47, U-67 и M-49. Только спустя годы у нас появились 8-, 16-, 24- и 48-дорожечные магнитофоны.
В студии Поль последовательно записывал разные группы оркестра: сначала ритм-секцию, затем духовые, струнные, клавишные - фортепиано, клавесин, электроорган Hammond. Музыканты слушали, что было записано до них, через громкоговорители или через наушники, чтобы синхронизировать свои музыкальные партии.
В 1970-е на фортепиано и клавесине играл сам Поль, часто вместе с Андре Борли. С конца 1970-х на всех клавишных инструментах, включая синтезаторы, играли братья Жерар и Жиль Гамбюс. Жерар, кроме того, вместе с Полем сочинял музыку для некоторых альбомов.
В самом конце сессий звукозаписи начиналось сведение фонограмм. Поль всегда брал ноты и садился около звукорежиссера, помогая в достижении именно того результата, который ему был нужен. В то время не было никакой автоматизации, и работать над фонограммой - с начала и до конца произведения - приходилось вручную, столько раз, сколько необходимо, а иногда с некоторым ее сокращением и редакцией. Поль просил делать что-нибудь особенное только, когда у него было впечатление, что звукорежиссер делал не то, что он хотел бы.
Звукорежиссер все делал с помощью своего ассистента, начиная с записи, сведения и до получения самой фонограммы. С четырьмя дорожками наши возможности были невелики. Все значительно изменилось с появлением 48-дорожечной техники и цифровой автоматизации.
- Бытует мнение, что Жерар Гамбюс в определенной мере оказал влияние на стиль музыки оркестра? Что вы скажите?
- Жерар и Жиль Гамбюс обычно писали добрую часть аранжировок Поля, но редко струнные. Почти все струнные части были написаны Полем. Братья писали в точности с его заказом - требуемым шагом, темпом, стилем ритм-секции и духовых. После, Поль мог менять то, что ему не нравилось.
- Кто составлял репертуар оркестра? Были ли какие-то советники у Мориа?
- Над Полем было много "артистических руководителей" от Philips, но им позволялось лишь "оплатить кофе" … Поль делал все по-своему. Только независимый американский продюсер Пол Лека мог убедить Поля в чем-то своем.
Поль записывал главным образом международные хиты, о которых мы узнавали из журнала Billboard, а также много французских, японских, бразильских мелодий. Обычно он выбирал песни вместе с Валентином Купо, менеджером оркестра. Среди них были и обработки русских песни. Не всякую песню, какой бы прекрасной она ни была, можно переложить для оркестра: струнные и духовые инструменты не способны передать все краски вокала.
В принципе, все творческие вопросы решались только между Полем, братьями Гамбюс, Валентином и мной как звукорежиссером. Каждый из нас знал, что должен сделать, у нас была настоящая команда!
Бывало, что мы с Жераром начинали делать сведение, нам нравился результат, но когда через 2 - 3 часа Поль приходил в студию, он делал нам замечание. Говорил, что мы пользуемся слишком большой свободой и должны снова войти в обычный режим. Видимо, он был прав, поскольку именно так мы успешно работали долгие годы.
- В 1976 году Поль Мориа записал специальный альбом под впечатлением своих поездок по Японии. В нем завораживают ритмы диско, синтезаторы, колорит "страны восходящего солнца".
- Мне нравилось работать над альбомом "Love Sounds Journey", потому что эта работа показала то, что Поль мог бы делать, не пользуясь свом обычным методом. У нас получился экспериментальный альбом, но я боялся, что люди не поймут и не полюбят его, так что Поль должен был продолжать делать следующие альбомы в традиционном стиле.
Между прочим, вы слышали когда-нибудь альбом "Joue Chopin" с записью 14 вальсов Шопена? В этих записях нет никакого баса, нет барабанов, никакой гитары, нет синтезаторов, только струнные, деревянные инструменты и фортепьяно.
- Поль Мориа говорил, что записал его "на спор", он должен был задействовать все свое воображение, чтобы аранжировать классику фортепианной музыки для оркестра.
- Да! Но не Поль дирижировал оркестром! Он пригласил классического дирижера и филармонического пианиста. Это был также один из моих первых альбомов в качестве звукорежиссера. Мне очень нравилось работать над ним, но не могу сказать, что мне так уж нравится звучание этого альбома. В то время студия Des Dames по акустике не была приспособлена для такой записи. Мы должны были сделать запись в более обширном и звукоотражающем пространстве, а так все звучит довольно скучно.
- С 1976 года Поль Мориа стал применять синтезаторы, но особенно широко они вошли в его музыку в 1980-х. Не слишком ли их было много?
- Я думаю, что Поль действительно стал использовать слишком много электронных инструментов в своих альбомах. Но было практическое соображение: вы можете программировать синтезатор дома, а в студии вы просто нажимаете на кнопку "старт" и он играет сам. Так что вы не тратите время зря! Только я думаю, при этом теряется ощущение живой, непосредственной игры.
- У каждого альбома оркестра свое, неповторимое звучание. Видимо вы постоянно экспериментировали со звуком?
- Я не помню, чтобы мы делали что-либо специальное для альбомов. Иногда, когда была возможность, мне нравилось тестировать новое оборудование. Я любил пробовать новые эффекты, и Поль чаще всего на это соглашался. В звуке так много возможностей!
Единственной ошибкой была наша работа с системой Aphex: ее оказалось трудно применять в нужном объеме, и когда мы обрабатывали звук с ее помощью, эффект оказывался излишним.
- В 1973 году вышел весьма романтичный альбом "Forever and ever" с одним из главных хитов - "Toccata". Интересно, в чем секрет его звучания?
- Там очень длинная "весенняя" реверберация (4,5 секунды, с предзадержкой 1/4 секунды), которую мы делали на пружинном ревербераторе AKG. Звучание скрипок напоминает стиль Мантовани. Я высоко ценю этого музыканта за то, что он открыл способ придать очарование звучанию скрипок. Секрет звучания тут - не в реверберации, а в способе написания партии струнных. Поль делал так пару раз по моей просьбе. Удивительно, как при этом менялся звук. Поль знал все хитрости!
- Как вы записывали скрипки?
- Чаще всего Поль использовал 8 первых скрипок, 8 вторых скрипок, 8 альтов и 6 виолончелей. И я использовал довольно близко микрофоны: один Neumann (КМ-76) для четырех музыкантов, за исключением виолончелей. У них было по микрофону на каждого. А иногда я использовал стереопару микрофонов для общего звучания.
Мы не тратили много времени на запись, потому что все было готово для нее с самого начала сессии. Требовалось только выверить нужный баланс между всеми микрофонами и затем, переходя к каждой части, подстраивать его в зависимости от способа игры. Нам требовался всего час для записи скрипок для каждого произведения.
- Возможность цифровой записи появилась в 1982 году с изобретением компакт-диска. Почему Поль не сразу решился делать цифровые записи, а только в самом конце 1980-х?
- Полю и мне не нравился "цифровой звук". В 1980-х мы использовали два синхронизированных 24-дорожечных магнитофона Studer A-800 с системой Dolby SR, и я считаю, что качество получается при этом намного лучше, чем на любой современной цифровой технике. И даже когда мы стали использовать для записи самый лучший, на мой взгляд, из 48-дорожечных цифровых магнитофонов Sony-3348, сведение мы продолжали делать на полудюймовую аналоговую ленту на скорости 76 см/сек, пользуясь магнитофоном Studer A-80 с системой Dolby SR. Так звук получался гораздо совершеннее, с полным отсутствием шума и огромным динамическим диапазоном. Я даже сегодня не знаю цифрового устройства, которое в состоянии обеспечить при записи отношение сигнал/шум 108 дБ. Аналоговое оборудование гораздо приятнее передает высокие частоты струнных. То же самое относится к усилителям мощности. Аналоговый звук был более "горячим", но его эпоха завершилась!
- И все-таки, почему невозможен был возврат к звучанию 1970-х?
- Это не только техническая проблема. Музыкальная мода изменилась, она всегда будет меняться. А я думаю так: не стоит использоваться синтезаторами для того, чтобы получить звучание электропиано Fender Rhodes. Так никогда не получить теплоту звучания настоящего инструмента. Никогда!
- Видимо, музыкальная мода взаимосвязана с особенностями восприятия музыки людьми?
- Перед поездкой в Москву, на наших концертах в Японии я был поражен, увидев очень много молодежи. Дело в том, что в Европе аудитория этой музыки - практически "пенсионное поколение". Этот жанр называют "музыкой лифтов", "музыкой авиалиний", "музыкой приемных", потому что она не тревожит человека и несет спокойствие.
- Не могу полностью согласиться, зная, какие сильные чувства музыка Поля Мориа способна вызывать. Но какие, по вашему мнению, перспективы у эстрадно-симфонических оркестров в будущем?
- Сегодня, большинство звукорежиссеров неспособны записать большие оркестры, такие как оркестр Поля Мориа, лишь потому, что царствует электронная музыка. Как и прежде, будет записываться классическая музыка, а также некоторые партитуры для фильмов, которые требуется записать "вживую" настоящим музыкантам.
- Поль Мориа завершил свой многолетний контракт с фирмой Philips в 1993 году, и его сразу подхватила японская Pony Canyon, но при этом звучание записей стало иным.
- В 1990-х руководство Philips потеряло интерес к Полю, потому что его записи продавались лишь в Японии.
В студии Des Dames были самая лучшая аппаратная (Tom Hidley), самый лучший микшерский пульт (Harrison серии 10), самые лучшие акустические мониторы в Париже. Но здание студии продали и разрушили. Всем нам было грустно. Пришлось работать в других студиях, где имелась иная акустика и стояло другое оборудование.
- Расскажите, каким профессионалом был Поль Мориа?
- Он всегда хотел предельной точности во всем - в настройке инструментов, в соблюдении темпа и, конечно, в качестве звука. Мне очень нравилось работать с Полем, он многое позволял и давал свободу моему творчеству, будучи уверенным в моем "чувственном" методе работы и что "мой звук" был тем, который он искал.
Поль был большим перфекционистом в музыке, превосходно разбирался в классической музыке, в джазе, в фолк- и поп-музыке, хорошо зная и другие жанры. Но к своему успеху он относился спокойно. Однажды Поль бросил фразу, что аплодисменты ничего не значат для него.
В работе Поль казался мне слишком сдержанным. Казалось, он не испытывал удовольствие, создавая музыку. А мне важно работать именно эмоционально, испытывая удовлетворение от каждой записи. В то время мы обычно записывали 2 - 3 альбома в год, это означало 2 - 3 месяца напряженной совместной работы. После долгих лет сотрудничества однажды я не смог сдержаться и сказал Полю открыто, что не могу больше так работать. Никто не говорил с ним так, и он не смог просить меня за мою искренность. Поэтому мы прекратили сотрудничать. В течение последующих 7 лет он работал с Жан-Луи Лабро.
- Ваш метод работы уникален. А в записях Жан-Луи Лабро не чувствуется ничего особенного.
- Жан-Луи был моим ассистентом много лет, он знал большинство моих трюков, но он не был искушен в звуке. Ему не нравилось тестировать новое оборудование, придумывать новые формулы для записи звука. Он предпочитал не рисковать, идти проторенным путем.
- Как вы вернулись к сотрудничеству с Полем Мориа?
- Жерар Гамбюс делал аранжировку песни Вангелиса и остался недоволен финальным сведением, которое сделал Жан-Луи Лабро. Жерар предложил Полю Мориа позвонить мне. Поль ответил отказом. Тогда Жерар попросил Поля позволить ему сделать сведение со мной в отсутствие его. Поль согласился, но… неожиданно приехал в студию! Он присутствовал в студии, но не проронил ни слова за все время сессии сведения. А несколько дней спустя он признал, что это тот результат, которого он ожидал. И пригласил меня вновь к сотрудничеству.
Спустя несколько лет я узнал, что Поль скучал по мне все эти годы, но первым "на мировую" идти не хотел. У нас с ним были очень разные характеры и разные взгляды на жизнь, но музыка и звук нас объединяли. Когда он был доволен результатом, он обычно говорил: "Знаешь, Доминик, ты - лучший".
Уход Поля Мориа из жизни в 2006 году - очень большая потеря для меня. Даже если у нас были ссоры и разногласия, я считаю его своим "музыкальным отцом". Я многое узнал с ним! Он всегда предоставлял мне творческую свободу. Поскольку во всем мире продавалось так много его пластинок, фирма Philips позволяла ему тратить столько времени на студийную запись и привлекать к работе столько музыкантов, сколько он желал. Мне было комфортно, даже когда мы крайне напряженно работали, хотя у Поля был непростой характер. Бывало, он ссорился с людьми и расставался с ними навсегда. Думаю, я был единственным, с кем он возобновил работу после разрыва.
- С кем еще Поль Мориа предпочитал работать?
- Поль предпочитал работать с музыкантами родом с юга Франции. Его друзьями были руководители двух других гранд-оркестров - Франк Пурсель (основатель первого эстрадно-симфонического оркестра во Франции, в чьем исполнении мелодия "Манчестер и Ливерпуль" стала позывным "Прогноза погоды" в программе "Время" советского телевидения в течение 20 лет - прим.) и Раймон Лефевр. Он их очень уважал. В 1995 году их трио вместе с композитором Франсисом Леем записали реквием на музыку Поля Мориа, посвященный жертвам землетрясения в японском городе Кобэ.
А в 1997 году Лефевр был дирижером на записи в студии Davout нескольких классических произведений для альбома "Romantic".
- Предлагали ли Полю Мориа записываться в СССР?
- Я не думаю, что Поль согласился бы записываться в студии "Мелодия". Он вообще не мог работать с теми, кто не понимал методов его работы. Кроме того, препятствием стал бы языковой барьер. Он мог работать с теми, кто не говорил по-французски, но, по крайней мере, понимал английский.
Ритм-секция всегда была очень важна для Поля, даже если главной в пьесе была партия струнных. Он сотрудничал только с лучшими музыкантами. Несколько раз выезжал специально в Бразилию для записи ритм-секции: известно, что бразильские музыканты играют лучше в Рио, чем в Париже. Один альбом он полностью записал в Нью-Йорке с американскими музыкантами. В середине 1990-х я работал с ним на сессиях в Лондоне. У нас остался, к сожалению, нереализованный проект провести запись "вживую" на студии Abbey Road. Мы не смогли найти удобные даты, потому что студия забронирована на год вперед. Это было большим разочарованием для меня, так как Abbey Road - мистическое место.

PS
В конце октября нынешнего года любителей музыки оркестра Поля Мориа ожидает настоящий сюрприз. Москву, С.Петербург и еще шесть городов России посетит с гастролями большой оркестр под управлением Жан-Жака Жустафре, основанный в 1965 году Полем Мориа. Пожелаем новых успехов этому замечательному коллективу!